Когда она направляется в ванную, взгляд падает на полупустую бутылку из-под воды, оставшуюся после вчерашнего. Она быстро растворяет ее в воздухе. Это должна была быть совершенно обычная среда, которой предшествовал абсолютно нормальный вторник. И на этом все.
Она приходит на работу на полчаса раньше, убеждая себя, что просто хочет разобраться со всеми делами, оставшимися со вчерашнего дня. Это не имело никакого отношения к пустующей квартире и осуждающим глазам Живоглота. Совершенно не было связано с тем, что утром она провела перед зеркалом лишние двадцать минут, убеждаясь, что выглядит точно так же, как и в любой другой день. Ничего нового в ее выражении лица. Абсолютно не касалось того, что она не может вынести даже мысль о завтраке, вместо этого выпив вторую чашку кофе, в которой не было нужды, поскольку она бодрствовала с тех пор, как распахнула глаза, вместо своего обычного ритуала из яичницы, тостов и йогурта.
— Я чувствую себя прекрасно, спасибо. Выздоровела, — говорит она своей помощнице, которая и не спрашивала, когда врывается в свой кабинет.
Сейчас она в два раза продуктивнее, чем обычно. Чувствует прилив сил после дня отдыха и восстанавливается после болезни. Гермиона работает в том числе во время обеда, потому что нужно разобраться со скопившимся завалом бумаг, а не из-за того, что постоянно отвлекается на фантазии о губах, целующих ее ногу. Она выходит из отдела последней, потому что преданная сотрудница и хороший руководитель, а не из-за того, что не знает, чем займется, когда придет домой и не сможет ни на что отвлечься.
Она не думает о Драко Малфое. Ни когда готовит ужин, пока желудок сводит от голода весь день. Ни когда включает маггловские новости и сворачивается калачиком с Живоглотом на диване, внимательно слушая о Брекзите, пока кошачьи когти впиваются в одеяло на ее коленях. Ни тогда, когда она, наконец, выключает свет и заползает в постель. Усталость сковывает ее конечности, а глаза закрываются из-за чтения на два часа дольше обычного времени отхода ко сну.
Гермиона вообще не думает о Драко Малфое. Она не видела его пять лет, и он для нее не существует.
На следующий день все повторяется. Она встает без мыслей об ощущении грубых деревянных досок на нежной коже ладоней. Она готовит и поедает завтрак. Думает, что носит брючный костюм, потому что он удобный и демонстрирует силу, а не потому, что защищает от трения ее ноющие, измученные бедра.
Она ходит на собрания. Когда министр магии стучит по столу, чтобы привлечь всеобщее внимание, она не ощущает, как кровь приливает к голове от недостатка воздуха из-за резинового мячика-кляпа.
Совершенно обычный четверг, следующий за такими же рутинными средой и вторником. Абсолютно типичная рабочая неделя.
В пятницу ее либидо проявляется. Она просыпается, тяжело дышит, мокрая и возбужденная от воспоминаний о губах, посасывающих ее клитор. Смущение — это последнее, что она испытывает. Она настолько близка к разрядке, что требуется всего четыре прикосновения пальцев и одно воспоминание о серебряных глазах, чтобы рухнуть на простыни, прерывисто дыша и разжимая пальцы ног.
Он повсюду. Когда она встает, чтобы сходить в туалет, ощущается покалыванием в бедрах. Следы все еще не исчезли. В пепельно-черном кофе, где она видит его пальцы, обхватывающие кружку в Большом зале; в кожаных ботинках ее коллег под случайным взглядом на пол лифта, пока они спускаются в ее отдел. Она ужасно смущена, но, Мерлин, и безумно возбуждена в то же время.
Гермиона проводит обеденный перерыв, уставившись в одну точку на столе, лениво жуя бутерброд и задаваясь вопросом: возможно ли до сих пор видеть вздувшиеся вены на его предплечьях, когда он сжимает палочку?
Как бы выглядела его рука, пока он длинными пальцами погружается в нее? Сжал ли он челюсти, сосредоточившись, или состроил бы свою фирменную ухмылку, приводящую в бешенство? Упадет ли его челка на глаза, скрывая их, или он откинет ее назад, убрав с лица?
Ее обед длится на десять минут дольше отведенного часа, потому что приходится наложить три охлаждающих заклинания в туалете, пока она не почувствует себя нормально, чтобы продолжать работать.
Весь остаток дня она рассеянна и чувствует себя на грани. Едва справляется с половиной бумажной работы, потому что все напоминает о нем. Она трижды перечитывает первую страницу сорокастраничного предложения, потому что ее взгляд постоянно цепляется за слово «встреча». Совершенно обычная фраза, но каждый раз, когда она смотрит на нее, думает о его больших руках, хватающих за задницу, пощипывающих за бедро. Она слышит его успокаивающий голос. Представляет, как он выглядел, когда входил в нее, как на висках выступили капельки пота. Снял ли он рубашку?
Ей хочется знать, как ощущается его торс у ее груди, так ли обволакивают его руки в объятиях, как и голос?
Гермиона уходит с работы на час раньше. Плечи напряжены, челюсти сжаты, возбуждение нарастает в теле. Нет смысла заставлять себя оставаться, все равно она не может сосредоточиться, взвинченная и неспособная думать ни о чем кроме глаз цвета оружейной стали.
Она принимается расстегивать пуговицы на блузке, как только входит в гостиную, одновременно сбрасывая туфли на каблуках. В ее квартире слишком жарко, поэтому она убирает волосы наверх. Рубашка наполовину снята, а мантия сползает с одного плеча. Гермиона с помощью магии открывает окно, позволяя мантии упасть к ногам в чулках, а затем расстегивает молнию на юбке, проходя через коридор в свою спальню. Остается снять только все выше пояса, когда она покачивает бедрами и юбка сползает вниз. Она даже не обременяет себя снятием чулок, просто избавляется от них магией. Они все время сползали, отчего приходилось поспешно подтягивать, и весь день было некомфортно. А сейчас Гермиона ползла по кровати на четвереньках в одном лифчике и трусиках. Кожа, наконец, могла дышать, махровое покрывало прижималось к ее коленям.
Она слишком торопится снять с себя что-нибудь еще, пока магией притягивает любимый вибратор.
И вот Гермиона в своем кабинете. Драко стоит в дверях, многозначительно глядя на нее и спрашивая, не думает ли она, что он не догадался. Она прижимает игрушку к своему клитору, а он прижимает ее спиной к стене, ухмыляется, запускает руки ей под рубашку. Ее соски упираются в чаши лифчика, дыхание становится тяжелее, и она нажимает кнопку включения, пока его мягкие губы опускаются на ее шею. Он щиплет ее за талию и просовывает пальцы под лифчик, дразня, пока она пытается быть тихой.
Гермиона знает, что он запер дверь, но не может думать долго, чтобы вспомнить, наложил ли кто-нибудь из них заглушающие чары. Это не имеет значения. Его ловкие руки находят место, где шов нижнего белья касается кожи, а затем Драко зажимает ее между собой и стеной, завладевая губами. Она стонет, и когда он углубляет поцелуй, Гермиона увеличивает интенсивность вибрации. Его пальцы скользят по складкам половых губ, потом обводят вход. Она хватается за сильные плечи, когда колени подгибаются. Его руки играют с ней, и Гермиона рычит, чтобы он прекратил дразнить. Она стонет, заглушая звук в изгибах его шеи, зарываясь головой, когда он погружается и выходит из нее. Дергает ее за волосы, она выгибается навстречу ему, а потом вместо пальцев внутри нее оказывается его член.
Она чувствует себя влажной везде: под коленями, в ложбинке ключицы, пока вибрации от резких толчков в стену проходят по всему телу. Гермиона сжимается вокруг него, зажмурив глаза, хватая в кулак его волосы, а он шепчет, насколько она хороша.
Когда она открывает глаза, то все еще дрожит с игрушкой внутри и тяжело дышит, лежа на одеяле. Постепенно приходит в себя. Она вытаскивает вибратор слабыми запястьями и выключает, а потом бросает в изножье кровати. Затем переворачивается на живот и кричит в подушку.