И тут голос подал Нупидор:
– Арам Ашотович, и что, красава, нет вариантов?
Арам Ашотович подернул плечами, что означало «Ну конечно, ара, варианты кой-какие, ара, есть, потому что, ара, как не быть вариантов, ара, для таких, ара, людей, как Аглай Трофимыч, как этот, ара, древнерусский дедушка и, конечно же, многоуважаемый Клоп. Но…» И Арам Ашотович глянул на гостей таким простодушным взглядом, что гости поняли: «…дорого, ара».
Сошедшие на брег вещеолеговцы переглянулись. Типа, откуда у нас дорого, у нас и полдорого нету, так – четверть дорого где-то завалялась.
Но Арам Ашотович ни на полдорого, ни тем более на четвертьдорого ни в какую. Потому что дорого оно и есть дорого. Ара.
Ну, понятное дело, Клоп не при делах – какие в софе дорого, когда и полдорого нету. Даже и четвертьдорого нет смысла искать. Да и зачем в обыденной жизни деньги Клопу? Так, когда кто на софу приляжет на полежать – то тут Клопу и выпивка, и закуска.
Аглай Трофимыч в принципе не любил платить ни дорого, ни полдорого – так, четвертьдорого куда ни шло, а если дорого, то извини, ара, нет таких денег. И вообще, за фрахт с Калики Переплывного это самое дорого и надо взимать. И все странно посмотрели на Калику. Тот как-то засуетился вокруг себя по карманам. В армяке бостоновом нетути, в портах полосатых шевиотовых – ай-яй-ай, в шапке-треухе фетровом за ленточкой – одно а-ля-улю. И тут уж он странно глянул в заинтересованные глаза заинтересованных людей, включая Клопа, странным глазом. И всем, неизвестно по какой причине, стало стыдно. И все покраснели ровно предветренный закат. И все отвернулись от Калики Переплывного. А тот поднял вверх правую руку и пошебуршил ею по-над головой. И по-над головой что-то крякнуло-пукнуло-смачнуло. И свет из правой руки Калики Переплывного брызнул. И свет этот исходил от зажатой в правой руке Калики золотой монеты. А когда весь окружающий Калику людской мир, включая Клопа, повернул оправившиеся от стыда головы к Калике, то все мигом сообразили, что это не то что полдорого, не говоря уж о четвертьдорого, а самое что ни на есть дорого. Потому что речь шла о золотом пердонце, который… Впрочем, об этом чуть позже… И Калика отдал его Араму Ашотовичу.
И Арам Ашотович мигом дал присным своим шиномонтажным указание. И дал другим присным своим другое указание. И дал третьим присным своим третье указание. И по первому указанию одни присные порскнули в сторону на предмет покрышек качественных и достойных того, чтобы корвет «Вещий Олег» околачивал ими причалы по вдоль реки Харони от Москвы-матушки до конца Амура-батюшки.
Другие присные озаботились столом обеденным, где одной долмы было шесть сортов, а коньяк армянский «Арегак» был выписан из самой Армении, куда его спецрейсом доставляли с Болшевского винзавода.
И наконец, третьи присные для телесной услады пригнали на «Ламборджини», «Бугатти» и «Феррари» дам – младых, красивых, девственных… Ну, не совсем… Секонд-хенд, скажем…
И даже для Клопа даму приволокли чистых кровей, из князей Барятинских, которая многия десятилетия обитала в скелете ложа княгини Нинель Барятинской в краеведческом музее в ожидании реституции имения Ушлепино, состоявшего из шести кирпичей, этого самого скелета, ложа и рессоры от передней колесной пары фамильной кареты князей Барятинских, пожалованной им с плеча Его Императорского Величества Александра Павловича за заслуги, связанные с восшествием того на престол после гибели батюшки его императора Павла Петровича.
Но наши герои от дам отказались, а от обеда (одной долмы шесть видов) – ни в коем разе. Кроме Клопа, которому дама из князей Барятинских – одновременно и дама, и обед. А коньяк – чистой воды каннибализм.
И после второй чарки коньяка Калика Переплывный поведал высокому собранию историю золотого пердонца.
История золотого пердонца
– Так вот, дети мои, история золотого пердонца, коя совершилась со мною и им в стародавние имена, а когда конкретно, сказать не берусь, потому что в те времена конкретных времен не существовало. А были для простого люда свои имена-названия типа «о том годе, когда горох сам-двенадцать уродился, а Хая Тройная Задница – семь-сорок… Когда Еремеева кобыла от петуха понесла и ихний жеребенок потоптал всех кур… Когда Хмырь Мелкий в запой уходил, и когда Большой Кутас из запоя возвращался…» И разные там «надысь», «одначе», «некогда», «давеча», «когда рак на горе свистнул» и прочие «однова». В общем, календарей не было, да и арифметика только-только в рост пошла. Словом, история золотого пердонца случилась аккурат через зиму после беспардонной диареи в селе Морозилово. И был я о ту пору мальцом махоньким, даже ходить не умел, только ползал, и потому звали меня не Каликой Переплывным и даже не Каликой Перехожим, а Каликой Переползным. А орал я немыслимо – так, что коровы ацидофилином доились, морозиловская достопримечательность, а курочка Ряба заместо яичка золотого снесла омлет с помидорами и сырокопченым окороком.