И вот такая вот страшная жизнь из-за моего ора происходила аккурат через зиму после беспардонной диареи в селе Морозилово.
И ничего не помогало: ни укачивание, ни ага-агу на три голоса, ни кормление на три груди, а уж ремнем по жопе эффект давало обратный.
И продолжалась эта бодяга… так, горох, кобыла… Не помню. А точнее, хрен его знает.
И вот, значит, по этому случаю на деревенском сходе решено было послать ходоков к колдунье Стоеросовне, которая за небольшую мзду излечивала на деревне Морозилово болести малые и средние, а люду с болестями крупными давала декокт такой целебный, что все болести враз исчезали вместе со страдающим людом.
И вот, стало быть, эти ходоки приволокли эту самую колдунью Стоеросовну ко мне, чтоб, значит, этот ор немыслимый прекратить любыми доступными средствами. Вплоть до декокта такой целебности… В общем, давай, бабка, а уж за нами дело не станет.
Именно так и сказали ходоки Стоеросовне, а уж какое-такое дело за ними не станет, уточнять не похотели. Потому как в зависимости от результата. Мзда – она ведь штука такая: за разные болести разная, а уж за декокт неимоверной силы и мзда должна быть неимоверная.
И вот колдунья Стоеросовна принялась за дело. То есть за меня. Не было снадобья, которое она бы в меня не всаживала. И против сипа коллоидного, и против сипа глянцевого, против хрипа натужного и хрипа надсадного, против ора тягучего и против ора пиксельного. Ничего не помогало. И даже декокт целебный, которым в какие-то времена Стоеросовна успокоила некоего Аввакума на его смертном одре (если считать таковым горящий деревянный сруб), для меня был ни в шахну, ни в княжью дружину. Орал как и до декокта. И что было делать люду деревни Морозилово? Он решил этот декокт неимоверной силы против самой Стоеросовны обратить. Удалить ее на вечный покой как не оправдавшую доверия. Обратно и мзды не платить. Потому как за что?..
И всобачили в нее все ее микстуры, пилюли, включая декокт неимоверной силы. И что случилось от этого экспириенса? На колдунью Стоеросовну, наскрозь пропитавшуюся микстурами и пилюлями, включая декокт неимоверной силы, в смысле целебности, этот акт подействовал как-то сомнительно. Вместо последнего вскрика Стоеросовна разродилась странными воплями полупесеннного свойства, а именно:
(Цензура осуществлена Михаилом Федоровичем.)
Да и я не молчал. И два ора слились в один протяжный вой. И на самом кресчендо этого нашенского со Стоеросовной дуэта крайне удивленная им курочка Ряба от страха вмиг перестала нестись омлетами, оглушительно кудахтнула своей натруженной жопкой и натужилась. И все село затаило дыхание… Вот-вот золотое яичко… И мы со Стоеросовной тоже затаили! И курочка Ряба от нашего затаивания оглушительно пернула, и из ее телесного нутра вылетела золотая монета, на которой с одной стороны была двухголовая курица, а на другой – надпись «Один пердонец».
И тут такая картина стала наблюдаться. Тишина. Сплошная. Никто не орет, никто не кудахчет. Морозиловцы этим нежданным эффектом довольные и тихонечко шепчут «ура» и «да здравствует». Ну, а Стоеросовну на радостях прибили за введение в Морозилове нецензурщины. Обратно и насчет мзды. Курочку Рябу тоже прибили. Потому что золотые яйца – это куда ни шло, привыкши, а вот золотой пердонец – это, как я уже вам говорил, ни в шахну ни в княжью дружину.
А меня на сходе порешили из села изгнать, а то как бы опять орать не начал. И изгнали, и золотой пердонец выдали. Чтобы на жисть было и чтобы люд деревенский на воровство-кражу не смущал. И по заимствованному у древних обычаю посадили в корзину и пустили по местной безымянной реке куда-нибудь. Вот так я стал Каликой Переплывным и заимел золотой пердонец…
И тут один из первых присных, посланных Арамом Ашотовичем за респектабельными покрышками на предмет мудоханья ими о причалы водной России, сообщил ему, что шины доставлены и в лучшем виде присобачены к корвету «Вещий Олег».