Дым растекался по комнате, поднимался к потолку, выходя в пробитую там дыру.
А тебе следить за Найрой… Кто сделает это лучше тебя?
На негнущихся ногах Магда подошла к столу, поставила флакон рядом с кувшином, на дне которого оставалось немного воды.
— Готово, — радостно сказала за спиной Найра.
Магда медленно повернула голову: в очаге разгорался огонь. Языки пламени неуверенно, словно пробуя на вкус, облизывали сухие поленья. Найра стояла рядом с чёрными от сажи руками и улыбалась счастливой улыбкой дурочки.
— Чему ты так радуешься? — хмуро спросила Магда. — Впервые огонь разожгла?
— Нет, — ответила девушка. — Просто рада, что ты вернулась. Я так испугалась, когда тебя увели. Она потёрла лоб и оставила на нём чёрную полосу.
— А ещё нос сегодня болит меньше, чем вчера, — добавила Найра.
Магда отвернулась к столу, взяла кувшин, налила в кружку воды, открыла флакон и добавила несколько капель настойки. Удивилась тому, что рука не дрожит — а ведь должна бы.
— Хорошо, что тебе лучше, — сказала она чужим, механическим голосом. — Но нужно ещё выпить лекарство.
— Оно не очень горькое?
— Не знаю, не пробовала, — угрюмо ответила Магда, убирая флакон в карман. Рука нащупала рядом что-то небольшое, твёрдое.
Достав штуковину, колдунья увидела, что это фигурка Праматери — та самая, которую она взяла на кровати. Магду накрыло осознание того, что она собирается сделать.
— Я лечу людей, а не убиваю! — прошептала она, сжимая в руке фигурку и чувствуя, как та врезается в кожу. — Гай никогда меня не простит. И я сама… Никогда себя не прощу.
— Что ты говоришь? — спросила Найра.
Магда резко обернулась к ней, рявкнула:
— Убирайся отсюда!
Девушка испуганно моргнула.
— Убирайся сейчас же! — заорала Магда. — Ну, что встала, дура?!
Она схватила со стола пустую плошку, швырнула в Найру. Девушка с визгом увернулась, и плошка разбилась о стену.
— Магда, ты чего? — спросила Найра, обходя её мелкими шажками и приближаясь к двери.
— Пошла вон отсюда! И больше никогда не приходи!
Видя, что Найра в нерешительности остановилась, она схватила со стола нож. Девушка взвизгнула и рванула мимо неё к двери. Выскочила на улицу. Дверь захлопнулась.
Магда выронила нож, села за стол, закрыла лицо руками и зарыдала.
Глава 9. Мира
— Какой путь ты выбираешь? — голос Даяны отразился от каменных сводов зала для кукрения, где Мира была перед турниром. Сейчас, кроме Даяны, в нём присутствовали два стража, стоящие в карауле по обе стороны от двери, и писарь: худой мужчина неопределённого возраста с гладко прилизанными волосами и длинным острым носом. Перед ним лежал сероватый лист, напоминающий картон; стояла чернильница. В покрытой вздувшимися венами руке писарь держал перо, готовый занести новую запись в статистику Азара.
Мира сидела на стуле с высокой жёсткой спинкой — крайне неудобном, от которого вскоре заболела спина в области лопаток. Даяна стояла перед ней, источая сладковато-пряный аромат духов. Сегодня на ней было платье цвета индиго, спускавшееся до пола мягкими складками, обхваченное на талии широким поясом под серебро, волосы заплетены в косу. При всей неприязни к ведьме, Мира не могла не признать, что одеваться со вкусом она умеет.
— Отвечай, когда к тебе обращается представительница Великого Ордена, — сказал Мире писарь менторским тоном.
— Не понимаю, зачем сто раз повторять одно и то же, — поморщилась она. — Я уже объявила, что хочу быть лодочницей.
— То было неофициальное заявление, — продолжил «лечить» писарь. — Сейчас заполняется книга учёта.
«Бюрократы», — подумала Мира и, глядя на Даяну, язвительно произнесла:
— Ставлю представительницу высокого Ордена в известность, что я выбираю профессию лодочницы.
Она вдруг заметила, что у ведьмы двойной подбородок. Какая приятная неожиданность: роскошная Даяна имеет изъян.
— Известно ли тебе, что выбор делается один раз на всю жизнь? — торжественно спросила колдунья. Ещё бы на стул забралась — для пущей значительности.
Перо заскрипело по бумаге, краем глаза Мира видела, как писарь склонился над столом, старательно записывая их вопросы и ответы.
— Да, — ответила она. — Наставник известил меня об этом.
— Глупый выбор, — заметила Даяна.
Хотелось бы знать, что именно так бесит колдунью, но распирающая её злоба доказывала, что Мира сделала всё правильно. Писарь поднял голову, неодобрительно взглянул на Даяну.
— Госпожа, вы оказываете давление, — сказал он. — Мокрозява должна сама сделать выбор: с чистым сердцем и свободным разумом.
Даяна усмехнулась, однако перечить не стала.
— Согласно установленной процедуре, — церемониально сказала она Мире, — ты сейчас будешь подвергнута обработке, после которой станешь полноценной жительницей Азара.
Мира кивнула, чувствуя невольную дрожь: обработка, после которой она станет безопасна для местных. Вспомнилась подруга Найры из Весёлого дома; то, с каким превосходством и презрением она смотрела на Миру…
А следом вспомнилась сцена на острове Серой Хмари, насмешки рыжего, когда островные хотели силой отобрать Миру. «Что ты сделаешь, мокрозяв?» — спросил он у Гая.
— Ничего, — беззвучно прошептала она. — Ничего я не смогу сделать! И так будет всегда… Ненавижу этот мир!
На глаза навернулись слёзы беспомощности. Даяна о чём-то спросила, но, погружённая в свои мысли, Мира не разобрала слов.
— Делайте, что должны, — резко сказал она. — Я готова.
Даяна обошла её, остановилась за спиной и положила руки на плечи. Миру вновь обдало сладко-пряной волной её духов. Она прикусила губу и вцепилась пальцами в сиденье, ожидая, что будет больно. Но секунды текли, а боли она не чувствовала. Только… ощущение утраты чего-то неопределённого, но важного и необходимого. Оно текло сквозь неё, словно вода. Взглянув на свои колени, Мира увидела, что кожа слабо светится, будто покрыта сверкающей в лунном свете росой. Руки тоже светились, но когда она хотела поднять их и поднести к лицу, выяснила, что не может пошевелиться. Её сковала неподвижность, только веки подчинялись. Миру охватил абсолютный, неведомый до сих пор страх: она боялась вдыхать и выдыхать, боялась смотреть и закрывать глаза; кричать и молчать. Это длилось несколько мгновений, но Мире казалось, что она прожила века.
Потом её отпустило — так же внезапно. Страх прошёл, оставив после себя ощущение полнейшей пустоты. Не хотелось больше ничего требовать и протестовать; всё потеряло остроту и важность. Впрочем, то, что вызывало прежде душевный трепет и любовь — тоже не больше не трогало. Даже мысли об утраченном доме и родителях теперь не вызывали волнения. У неё было ощущение, будто она нашла коробку с игрушками, в которые любила играть в детстве и начала перебирать, но видела лишь скучный, ненужный хлам, от которого нужно избавиться: без грусти и сожалений.
— Ты свободна, — услышала она над собой голос Даяны.
Мира запрокинула голову. Колдунья по-прежнему стояла за спинкой стула. Мира помнила, что ненавидит её, но сейчас даже это чувство прошло. Хотя не полностью: что-то всё же свербило в душе, не давая относиться к Даяне с полнейшим безразличием.
— Куда мне идти? — спросила Мира у писаря.
— Теперь ты лодочница, — ответил писарь. — На улице Костей находится Общество лодочников. Первым делом тебе нужно обратиться туда, зарегистрироваться и, — он улыбнулся, — начать жизнь добропорядочной азарки.
Она встала, подошла к его столу и задержалась, глядя на ровные строчки неизвестных значков, покрывающих бумагу: как будто стая птиц оставила следы на мокром песке.
— Я могу идти? — спросила Мира у писаря.
— Да, — улыбнулся он и кивнул стражам: — Выведите её из Башни.
Они вышли на запруженную людьми площадь перед Башней. Она показалась Мире гораздо меньше, чем в тот раз, когда они проходили здесь с Найрой, и напоминала скорее перекрёсток между несколькими узкими улицами. Люди куда-то спешили, кричали — будто боялись, что стоит лишь на мгновение задержаться на месте и задуматься, как мир рухнет.