А потом мы окончательно решили уходить. Близился рассвет, но через ставни еще не пробивалось ни единого лучика света. У меня болела шея, а во рту стоял противный привкус. Огонь в очаге почти погас, но я все-таки видела в его отблеске, как Утенок ворочается с боку на бок. Хэрн сидел за столом.
– Пол уже весь мокрый, – сказал брат.
Я потрогала коврик перед очагом. Он и вправду был мокрый, словно болотный мох. Я охнула.
И тут дверь спальни распахнулась, и на пороге возник Гулл. Он был одет в ночную рубашку и казался сейчас совершенно обычным, прежним Гуллом.
– Уже пора? – спросил он.
– Что – пора? – удивился Хэрн.
– Пора уходить, – пояснил Гулл. – Нам надо плыть вниз по Реке.
Вот клянусь – перед этим Робин спала. Но тут она мгновенно вскочила и попыталась успокоить Гулла и уложить его обратно в постель.
– Да-да, мы уходим, – сказала она. – Только еще рано. Пойди полежи, пока мы будем собираться.
– Но вы же не уйдете без меня? – встревожился Гулл, когда Робин оттеснила его обратно в спальню.
– Конечно нет! – улыбнулась ему Робин. – Но мы еще не сложили вещи в лодку. Ты отдохни, пока мы будем их паковать, а когда завтрак сготовится, я тебя позову.
Пока она упихивала Гулла в постель, мы с Хэрном сердито шлепали по комнате. Заправили лампу, зажгли ее снова и подложили в очаг последние поленья. Утенок проснулся.
– Что, мы вправду уходим? – спросил он, когда Робин вернулась.
Мы с Хэрном думали, что Робин просто успокаивала Гулла. Но она сказала:
– Видимо, придется. Мне кажется, Гуллу лучше знать, чего хочет Бессмертный.
– Ты имеешь в виду, что это Бессмертный велел ему идти? – удивилась я.
И хотя было раннее утро, от благоговейного ужаса у меня по спине побежали мурашки. Обычно со мной такое случается только по вечерам.
– Гулл, должно быть, услышал наш разговор, – предположил Хэрн. – Только и всего. Но лично я доволен, что хоть что-то заставило тебя начать соображать. Давайте паковаться.
Тут я поняла, что мне совершенно не хочется никуда уплывать.
Шеллинг был единственным местом, которое я знала. А вокруг, казалось мне, нет ничего. Люди приходили из ниоткуда и рассказывали всякие истории про варваров с их заклинаниями, про короля, про войну – но я не верила, что все это взаправду существует. Настоящим оставался только Шеллинг. Мне не хотелось уходить в никуда. Кажется, Хэрн чувствовал примерно то же. Мы взяли лампу и побрели в дровяной сарай, чтобы выгнать лодку наружу, для погрузки.
Стоило открыть дверь, в сарай снова хлынула вода. Она вилась вокруг наших лодыжек, словно желтый шелк, ленивая, гладкая, упругая и сильная, – и с журчанием утекала в жилую часть дома. Лодка плавала уже на уровне ступеньки. В свете лампы в воде отразились наши удивленные и испуганные лица.
– Знаешь, – сказал Хэрн, – а ведь мы вполне можем загрузить лодку здесь, а потом просто выплыть через дверь.
Я вглядывалась в дверной проем, хотя мне мешал свет лампы. Я смотрела вниз – туда, где обычно находился спуск к Реке, – и не понимала, что я вижу. Ну, вы же знаете, такое иногда случается. Вместо склона я увидела какую-то яркую длинную полосу, а посреди этой полосы что-то скользило. Мне показалось, будто меня вынули из моей же собственной головы и поместили куда-то в несущуюся пустоту. Я увидела у себя под ногами себя саму: копна спутанных волос и круглые от страха глаза, дикие и странные. Мне подумалось, что, наверное, так себя сейчас чувствует Гулл.
Утенку это все не нравилось.
– Эта вода лезет туда, где всегда был воздух! – воскликнул он и побрел к двери, чтобы попытаться ее закрыть.
Но удалось это лишь Хэрну – у остальных не хватало сил справиться с напором воды.
Я постоянно забываю, какой он сильный, наш Хэрн. А по виду никогда не догадаешься. Он высокий и худой и вдобавок сутулится – в общем, цапля цаплей, под стать своему имени.
Мы долго спорили, что брать с собой, а потом долго ходили по лестнице на чердак и обратно. Робин решила, что надо взять яблоки. Хэрн сказал, что ненавидит фрукты последнего урожая. На самом деле просто никому из нас не хотелось уплывать. Но постепенно нас охватило возбуждение, и погрузка пошла быстрее. Хэрн укладывал вещи в ящики и громко отдавал приказы, а остальные бегали туда-сюда, вспоминая, что́ нам еще понадобится. Мы упаковали столько кастрюль и сковородок, что готовить завтрак оказалось не в чем. И почти всю еду мы тоже упаковали – остался лишь хлеб да сыр.