- Отец, ты ведь учил в своих трудах, что суд небес мольбою не смягчится. А эти души только об этом и просят. Где истина...
- Если взглянуть извне, - ответил мне Вергилий, - их надежда вовсе не напрасна. Огонь искренней любви и вправду способен сократить их долг. Я же творил в эпоху, когда молитва не считалась искупленьем, ее звучанье не достигло бы Небес. Но ты еще задашь этот вопрос той, кто окончательно прольет свет на истину. Она тебя ждет там...
И учитель указал наверх...
...Мы торопились так, что не сразу заметили сидящего на выступе скалы. Проводник подошел к нему поближе, чтобы узнать дорогу, тот же при первых словах Вергилия воскликнул:
- Боже, родная речь Ломбардии! Ты не из Мантуи?
- Оттуда.
- Земляк... А я -- Сорделло, на Земле я был поэтом.
Они обнялись, поговорили об Италии, о ее злосчастной судьбе. Мне казалось два духа наслаждаются игрою родного для них наречия. Много было сказано горчайших слов на тему страдания Италии. Наконец Сорделло разглядел меня и удивленно вопросил:
- Но... кто вы...
Вергилий поведал обо мне и о нашей миссии. Сорделло его обнял уже как сын, спел поэту пенигирик, а потом сказал, что знает он дорогу к Чистилищу и мог бы провести, но время уже позднее, а в темноте наверх идти нельзя. Еще добавил:
- Здесь по пути есть души, которые утешат наши сердца. Я к ним проведу...
- Но если души праведных захотят пройти в ночи... их что -- не пустят? - Спросил я.
Сарделло рукой своей провел черту на почве и твердо произнес:
- Вот, смотри: как только Солнце скроется, ты этой линии не пересечешь. Остановит тебя ночная тень. Ниже можешь ходить везде.
- Хорошо, - сказал Вергилий, - веди тогда нас к тем, которые, как ты заверил, утешат нас...
Немного мы прошли и остановились у выемки в скале. Наш спутник приказал туда войти. Тропинка привела нас на край долины. Здесь нашим взорам открылись травы великолепные, отливающие золотом, изумрудом, серебром и лазурью. Прекрасные цветы источали ароматы, а над полями разносился гимн: "Salve, Regina". Это пели души, рассевшиеся в уютных уголках.
- Вот здесь мы и обождем. - сказал Сарделло: - пока же не стемнело, можете рассмотреть их лица.
Наш спутник указал на некоторых и назвал их имена. Все они на земле были властителями. Я слыхал про них и знаю их дела. Одна из душ, привстав, пропела первые слова гимна "Te lucis ante". Эту песню подтянули все сидящие. Какое чистое, божественное то было пенье! Глянув в небо, я увидел, что к нам летят два ангела, в руках держащих светящиеся клинки. За ними вились нежно-зеленые одежды. Один из них спустился чуть выше сидящих, другой -- пониже. Я видел, что волосы у небесных созданий русые, но лиц различить не в силах был -- настолько ярким светом они лучились.
- Они, - нам пояснил Сарделло, - будут нас оберегать. Скоро здесь змей появится.
Я не знал, как отнестись к словам этой души. Мне было и боязно, и благостно. Меж тем Сарделло добавил:
- Зато теперь мы можем поближе подойти к теням тех, кто был на Земле значительной фигурой. И поверьте: им будет в радость вас увидеть.
Трех шагов не сделал я как заметил, что одна из душ в меня старается вглядеться. Я его узнал: Нино Висконти был благороднейшим из людей. Обнялись, оба прослезились. Он думал вначале, что я тоже из приплывших по морю. Когда я сообщил, каким путем здесь появился, Нино вначале не поверил, а потом просил, чтобы его дочь Джованна -- там, на Земле -- молилась за отцову участь, а матери ее он не слишком-то и доверяет. На небесах лучше прислушиваются к словам невинных.
Тут я обратил внимание на три незнакомых мне ярких звезды. Учитель объяснил: четыре утренних светила ушли с восходом Солнца, эти же знаменуют Веру, Надежду и Любовь. Тут раздался крик Сарделло:
- Вот он! Супостат!!!
Вдоль расселины скалы ползла змея, я бы ее сравнил с той, что когда-то соблазнила Еву. Время от времени гадина свивалась и лизала свою спину. Вверх взмыли ангелы. Едва завидев взмахи зеленых крыльев, змея сокрылась. Ангелы вернулись на свои посты.
Душам не нужен сон, меня же здорово сморило. Я разлегся на мягчайшей траве и погрузился в дрему. Мне приснился золотой орел -- суровый, готовый ухватить добычу. Сам же я в своем видении пребывал на горе фригийской Иде, один, над облаками. Орел схватил меня -- и вознес к сфере огня. Я чувствую, что мы горим -- и... проснулся.
Со мною рядом был лишь Вергилий. Сияло молодое Солнце, под нами простиралось море. И местность была вовсе не такой, где я заснул в такой приятной компании. Я вполне закономерно спросил у провожатого.
- Учитель... как же мы сюда попали?
- О, это было удивительно. Едва заснул ты, явилась женщина с прекрасными очами. Она сказала, что ее зовут Лучия и она должна тебе помочь. Запросто тебя взяв, она пошла наверх; я же -- за ней. В этом месте она, тебя оставив, указала на вход и тотчас же исчезла...
... Вход в Чистилище представляет собой узкий проход в скале. Учитель двинулся вперед, я -- за ним. В дыре сначала я видел только черноту, но, когда зрение привыкло, рассмотрел три ступени, ворота и привратника, сидящего с закрытыми глазами. Меч в руках охранника так блестел, что я отвел свой взгляд. Раздался строгий голос:
- Стоять! А ну-ка признавайтесь, зачем вы здесь и кто вас сюда привел. Но только не лгать -- поплатитесь!
- Прекрасная жена, - доложил Вергилий, - с небес спустившись, нам явила сей порог.
- Благи ее веленья, - воскликнул стражник, - ну, что же... подымайтесь.
- Проси его смиренно... - шепнул мне учитель.
Первая ступень сделана из столь гладкого белого мрамора, что я увидел в нем свое отражение. Вторая -- шершавый, черно-пурпурный, будто бы обгорелый камень -- весь в трещинах. Третья -- огненно-алая, идеально ограненная. Порог же -- чистый алмаз, на нем хранитель и сидел.