Я упал перед ногами привратника и трижды ударил рукою в свою грудь. Тот семь раз концом меча начертал на моем лбу букву "Г", сказав при этом:
- Когда войдешь, смой след этих ран.
Из своих пепельно-серых одежд он извлек два ключа --серебряный и золотой -- и отпер вход, при этом разъяснив:
- Если бы что-то было не так, один из ключей не зашел бы в скважину и не провернулся. Их дал мне Петр. - Створы раскрыв, он торжественно провозгласил: - Проходите, но знайте: кто оглянется -- тот будет изгнан.
Когда мы двинулись, сквозь далекий гул я слышал слова гимна "Те Deum"... Едва мы очутились с той стороны прохода, из-за дурной любви людей запрятанного в тайне, ворота захлопнулись. Я нашел в себе мужества не оглянуться, хотя какая-то сила меня так и подмывала это сделать. Мы поднимались по промыву в скале, узкому и не приспособленному для ходьбы. Вышли мы к месту небезопасному: тропинка шла вдоль высоченного обрыва. Сам вид учителя говорил о том, что он не знает, куда идти нам дальше -- налево или направо -- в обе стороны подъема не наблюдалось. Под нами -- попасть, над нами -- вертикальная беломраморная скала. Тут я заметил, что вся стена буквально испещрена каменной резьбой. Один из барельефов изображал ангела, склонившегося к благословенной Марии. Я оцепенел от восторга. Другая картина в камне повествовала о том, как на волах везут Ковчег. Казалось, народ, святыню окружающий, поет, ладан -- дымится, царь Давид, идущий впереди, танцует, а его жена Мехолла, глядя из окна, вся полна негодования. Третий барельеф рассказывал о чуде папы Григория, по чьей молитве из Ада был освобожден кроткий Траян. Вдова надрывно слезы льет, требуя отмщения, ее окружили всадники, а в золоте знамен парят орлы... А ведь мы, подумал я, на Земле -- лишь только черви, в коих даже нет намека на мотылька, который из тьмы однажды выпорхнет на Божий Суд...
- Отвлекись, - шепнул Вергилий, - нам навстречу шествует толпа. От них узнаем верный путь.
Идущие не очень-то и были похожи на людей. Когда они приблизились, стало видно, что эти тени, согнувшись, на себе несут большие камни и сами же себя бичуют. Издалека они напоминали червей.
- Да снизойдет на вас, - обратился Вергилий к душам, - Божья благодать! Не знаете ли вы, где здесь тропа, ведущая к вершине? А, может, есть такое место, где склон не столь отвесен... Мой спутник из живых, он не сможет преодолеть такую кручу.
- К месту отрады есть дорога, - донесся из толпы усталый голос, - ступайте-ка направо, с нами, там найдется проход, который и живому по силе будет. Эх, если бы не камень, я б распрямился, чтобы рассмотреть пришедшего с Земли...
Несмотря на то, что тяжкий труд скрутил доброжелательные тени, нескольких из этих душ мне удалось узнать. А мире живых они считались хорошими людьми, но все имели слабость: слишком были горделивы...
...Когда мы дальше шли, учитель посоветовал взор обратить к стопам -- так якобы я отвлекусь от тяжести пути и даже развлекусь. И правда: плиты, по которым мы ступали, были украшены резьбой, изображающей примеры чрезмерной гордости. Я видел Люцифера, свергающегося с небес; Бриарея, к земле прижатого собственною тяжестью; Аполлона лона, Марса и Палладу, в доспехи облаченных, взирающих на поверженных ими гигантов; царя Саула, на свой же меч упавшего, врагами окруженного; Арахну дерзкую, наполовину в паучиху превращенную... Столь мастерских работ нигде я раньше не встречал. И вправду: восхищенный искусством мастера, я совершенно позабыл усталость, и даже не сразу отреагировал на окрик учителя:
- Ангел! Сын, смотри...
Подняв глаза, я в восхищение пришел: он был в белых ризах, а глаза его светились. Взмахнув руками, создание небесное нам указало лестницу, при этом обоими крылами обмахнув мое лицо. Он произнес:
- Идите, путь ваш будет легок.
Едва мы поднялись, я расслышал звуки гимна "Beati Pauperes spiritu". Вергилий мне сказал, что мы достигли следующего круга. Я ощутил необыкновенный прилив сил, казалось, с плеч моих свалилась тяжесть.
- Ты не видишь, - объяснил мой проводник, - а мне все предельно ясно: с каждым новым уровнем с твоего лба будет исчезать одна буква "Г", которая обозначает твои грехи. Сейчас ты избавился от гордости, остались шесть. А в конце ты совершенно очистишься -- вот это будет легкость!..
...Мы находились на последней из ступеней тайной лестницы. Здесь, на новом промежутке очищений край горы был обведен широкой кромкой, а серая стена не радовала каменной резьбой. Вергилий, оглядевшись, проворчал:
- Пожалуй, не будет разумным нам здесь ждать хотя бы кого-нибудь... О, Свет небесный! - Взмолился он, руки свои воздев к высотам: - Помоги нам. Тепло и благо ты даришь земным долам, лишь в тебе одном мы видим проявление Всевышнего...
Никто нам не ответил, мы пустились наугад в безмолвной пустоте. Лишь, наверное, через милю до моих ушей донеслось: "Vinum non habent!" Эти слова произнесла душа, внезапно пролетевшая над нами. Не успел я испугаться, как услышал: "Люби своих врагов!"
- Здесь, - объяснил учитель, - искупают свой грех те, кто в прошлой жизни поддавался зависти. Всмотрись...
Я увидел тени, в серое одетые, сидящие на камнях. Одна из них взывала к небесам: "Пречистая, моли о нас!" Иные обращались к Михаилу, Петру, другим святым. Когда мы подошли поближе, я поразился скорби, которая запечатлелась в этих лицах. Они напоминали нищих слепцов, ждущих милостыни на церковных папертях. Приглядевшись, я заметил, что у всех железной нитью зашиты веки -- но только по краям: так прикрывают глаза у ястребов, чтоб их приручить. Из уродливых глазниц сочились слезы.
Мы двинулись вдоль вереницы полуслепцов. Вергилий шел по краешку обрыва, я -- посередине ниши, души прижались к каменной стене. Тут мой взор остановился на тени женщины. Казалось, она меня ждала, и я участливо спросил, кто она и откуда. Душа мне сообщила, что она из Сьены, а звали ее Сапией. Она со всеми здесь ждет Всевышнего, чтоб он себя явил. Грех ее состоял в следующем. Когда в сражении про Колле противник теснил сограждан Сапии, он молила Господа, чтобы скорей свершилось то, что Бог и допустил. На разгром женщина глядела с радостью и даже вскричала: "Теперь мне сам Господь не страшен!" На склоне своих дней Сапия обратилась к Господу, но свершенный грех тяготил ее все больше. А сюда попала она по моленью сьенского святого Пьера Петтинайо.