- Скажи, учитель, - я спросил, - те, копошащиеся в грязи и спорящие истово почему не в этот город заточены?
- Разве твой рассудок, - ответил мне Вергилий, - сам не дойдет до верного ответа? Вспомни Этику: там выделяется три влечения противных Богу: несдержанность, злоба и скотство буйное. Тем, кто предавался этим порокам, не предписан Нижний Ад, Божественным Судом их страданья облегчены.
- А ремесло ростовщика -- порочнее?
- Припомни Аристотеля: философ утверждал, что истоки естества -- премудрость и чувство божественного. В Физике указано, что искусство мудрых следует природе. Ростовщик же природой пренебрегает, чем и противен Богу. Но нам пора, спуск не будет легким, а до восхода Солнца осталось совсем немного...
Склоны стали круче, и впрямь спускаться было тяжело. Приходилось руками цепляться за каменные выступы, ноги едва опору находили. Я ужаснулся разглядев, кто там, внизу разлегся: это Минотавр, вековой позор критян! Нас увидев, человекобык принялся сам себя терзать зубами.
- Не бесись, - сказал ему Вергилий, - со мною не Тезей, твоей сестрой обученный искусству тебя же извести. Подвинься лучше, мерзкая скотина!
Минотавр стал биться в злобе, рычать и брызгать слюной. Проводник мне приказал скорее проходить, пока гнев этой мрази затмил ее рассудок. И снова мы пробираемся крутыми скалами, то и дело под нашими ногами камни осыпаются.
- Когда я в прошлый раз сюда спускался, - призналась любезная мне тень, - здесь не валялось столько глыб. Но явился Тот, кто стольких в небеса забрал, здесь все и содрогнулось... и даже этот мир объяла Великая Любовь -- та самая, которая, как полагал один мыслитель, однажды превращала все сущее в хаос. Но -- посмотри...
Я увидал поток кровавый: то был Флегетон, сжигающий несущих в мир насилие. Река возмездья обрамляла обширную равнину. Там носились, друг друга догоняя, могучие кентавры. Трое из них нас заметили -- и поскакали в нашу сторону, вставив стрелы в луки и тетиву натужив. Один кентавр воскликнул:
- Не двигаться, иначе пристрелю! Кто вас сюда послал?
- Мы дадим ответ, - крикнул мой проводник, - только лишь главному из вас, Хирону! Ты же, пользуясь его авторитетом, всегда горяч был шибко, что не шло тебе на пользу.
И мне сказал негромко Вергилий:
- Это Нэсс, за Деяниру убитый Гераклом. Второй, с горящим взором, -- Фол, прославленный разве что бесчинствами. Третий, со склоненной головой, и есть Хирон, достопочтимый воспитатель Ахилла. У них здесь особая работа: вдоль Флегетона разъезжают -- и стреляют в тех грешников, кто не по чину выплывает.
Мы подошли к Хирону. Тот, поправив бороду с усами, рассудил:
- А второй-то как по камням стучит ногами... он не мертвый.
- Да, живой, - Вергилий подтвердил, - а я его веду. Но он не по своей воле в наш мир попал, так пожелали Вышние. Поскольку он не тень, чтоб в воздухе витать, нужна нам ваша помощь. Пусть один из вас возьмет его на круп, чтоб переправить через реку.
Хирон недолго думая обратился к Нессу и тот покорно наклонился. Сидя на кентавре, я наблюдал как души проклятых корчатся в кровавом кипятке. Многие в это варево были погружены по подбородки. Их крики просто душу раздирали.
- Здесь, - объяснил мне Несс, - немало тиранов, при жизни земной не насытившихся золотом и кровью. Даже Великий Александр не избежал подобной участи.
Кентавр перечислял имена властителей, многих из которых я лично знаю: их души здесь пылают. Наконец мы перебрались через брод, Несс сбросил меня -- и стремительно умчался. Перед нами стоял глухой и темный лес. Среди коричневой листвы я увидел гнезда гарпий. Эти существа с лицами дев и крыльями могучими заунывно выли, когтями уцепившись в ветви черные.
- Мы пришли, - сказал учитель, - во второй пояс седьмого круга. За лесом простирается пустыня, которая тебя, уже так много повидавшего, несомненно впечатлит.
Сквозь вой печальных гарпий я расслышал стоны, но кроме человекоптиц я никого не разглядел.
- Любую ветвь сорви, - посоветовал мой провожатый, мое недоумение заметивший, - чтоб все понять.
Я схватился за куст терновника -- и тут же раздалось:
- Ой! Больно... - Но я уже успел надломить веточку: из раны кровь закапала и тот же голос запричитал: - Не издевайся, милость прояви. Когда-то мы были людьми, теперь же удостоены участи печальной. Даже души гадов больше сожаления способны пробуждать.
Я отпрянул невольно, вглядываясь в заросли зловещие, а тень Вергилия произнесла:
- Помнишь мое сказанье про Энея во Фракии, так же ветвь сломавшего и кровь увидевшего? Но здесь я виноват, что тебя не предупредил. - И, обратившись к дереву: - Кем ты был при жизни? Возможно, тебя добром припомнит это человек, когда вернется к смертным.
- Хорошо, - сказало дерево, - скрывать не буду. Звали меня Пьер делла Винья и я сберегал ключи милости и немилости самодержца Федерика. Я строго хранил все его тайны, сил и тщаний своих не щадя, но стал жертвой зависти со стороны придворных. Из-за интриг я впал в немилость императора и был низвергнут, ослеплен, унижен. Я решился наложить на себя руки, дабы от мучений спастись. В итоге, правым будучи, стал неправ. Клянусь корнями, я до конца был верен долгу и господину истово служил! Выйдя к поверхности, скажи живущим, что чести я не попрал.
- Скажи-ка, - обратился Вергилий к дереву, - как душа становится растением в столь скорбном месте? И есть ли возможность освободиться из плена этого...
- Ответ таков, - вздохнуло дерево, - если душа решается в силу обстоятельств порвать оболочку тела своего, Минос отправляет ее сюда, в седьмую бездну. Упав зерном, душа здесь прорастает, а, когда окрепнет, злые гарпии питаются листвой, тем самым причиняя боль. В Судный День мы все отправимся за нашими телами -- теми самыми, что сами умертвили. И развесим оболочки на своих ветвях.