— Нет. Его вскоре отправили в Россию. Как ты? Теперь здесь живёшь?
— Я вышла замуж. Мой муж тоже был тогда ранен. Его наградили и повысили в должности. Он сейчас генерал-майор и нас скоро переведут в Пекин.
— Нинг, тогда нам не стоит долго вести беседу. Это может быть для тебя опасно. Мы с женой, покидаем Китай. Не тебе объяснять, какое сейчас время. У меня теперь австралийское гражданство.
— У тебя жена русская, вы не вернётесь в Россию?
— Нет. Во всяком случае, не сейчас. Я рад, что у тебя всё хорошо сложилось. Пора прощаться.
— Жонг, вдруг всё-таки вы или ваша жена попадёте в Россию, вдруг вы встретитесь с Серёжей, передайте ему, что у него растёт сын. Его зовут Джиан. Запишите адрес Сергея, я его помню наизусть.
— Нинг я отлично помню его адрес. С трудом верится, что мы встретимся с ним, но я запомню, что ты мне сказала.
Как призрачное облако Жонг исчез из её вида. Нинг ещё долго стояла скованная воспоминаниями. Только дома она пришла в себя. Вечером её ждал серьёзный разговор с мужем.
— Ты забыла о нашем уговоре?
Нинг хорошо помнила и уговор, и разговор четырёхлетней давности. Она помнила ту растерянность и смятение, которое её охватило, когда она поняла, что внутри неё живёт маленькая частица её Серёжи. Она была этому очень рада, но не понимала, что ей делать дальше, как ей жить дальше. Что будет с ней и с ребёнком потом, после его рождения. Она часто плакала. Русский врач, как мог, утешал её. Но вскоре он приставил её ухаживать за тяжело раненным героем лётчиком, Шеном.
Выздоровление не делало Шена счастливее. Нинг видела, как часто с ним беседовал русский врач. Она стала замечать, что Шен присматривается к ней, потом и вовсе он стал ухаживать за Нинг. Ещё задолго до выписки он предложил ей обсудить один вопрос.
— Нинг, я знаю твою историю от русского врача. Знаю, что у тебя вскоре появится ребёнок. Ты же понимаешь, что потом ждёт тебя и его. А у меня на взлёте военная карьера. Меня представили к награде и к очередному званию. Ты, наверное, в курсе моего ранения. Тебе не надо объяснять, что я не смогу иметь детей. Я предлагаю тебе стать моей женой. Мы с тобой договоримся: я признаю ребёнка своим, ты забудешь о моей беде. Мы с тобой современные люди. И я, как офицер, обещаю, что никогда не обижу тебя. Тем более, что ты мне, действительно, нравишься.
Долго думать Нинг не пришлось, дело шло к выписке и переводе Шена в другой город. Думая о благополучии и безопасности ребёнка, Нинг дала своё согласие.
Русский врач, увидев их вместе, обрадовано пожал руку Шену.
— Молодцы ребята, — сказал он, — живите в мире и радости. Хотя радостного, я, так думаю, будет маловато, но вы держитесь.
Вскоре все русские врачи исчезли из госпиталя, как и из города.
Шен обрадовался, когда родился мальчик, ещё больше обрадовался тому, что он родился похожим на мать. Чёрные волосики торчали на его маленькой головке, как иголки у ёжика, только были мягкими, а сам малыш часто хмурил брови, делая забавные рожицы.
Шен полюбил мальчика, как если бы это был его кровный сын. Да и к Нинг он относился совсем не так, как с давних времён привыкли относиться к своим жёнам китайские мужья, основываясь на догмах Конфуцианства. Новое время, новые отношения. Да и Мао учит другому. И Нинг не забыла об уговоре. Она стала Шену честной и верной женой. Она была ему очень благодарна за отношение к сыну. К сыну Сергея.
— Ты не понимаешь, один неосторожный шаг и моя карьера… А ты разговариваешь с подданным чужого государства. Хорошо, что мне удалось выкрутиться из этого положения и только потому, что нас уже ждут в Пекине.
В Пекине Шена ждало не только повышение по службе, но в скором времени в начале «Культурной революции» арест и снятие всех воинских званий. И только после долгих тяжёлых лет мытарства по стране и унижений, после осуждения и признания ошибочными результатов проведения этой странной и жестокой революции, названной «культурной», его восстановили в звании и вернули все награды. К этому времени Джиану исполнилось тринадцать лет и только благодаря наставлениям и воспитанию отца, Джиан не примкнул к «красной молодёжи» — хунвейбинскому движению, которое отличалось крайним пренебрежением к традиционной культуре, жестокостью по отношению к людям и неуважением к правам личности. Как ему самому, к тому времени преподавателю военной академии, удалось избежать издевательств разбушевавшейся молодёжи, Шен сам удивлялся.
Джиан слышал, как однажды в шестьдесят седьмом году, отец зачитывал речь нового министра общественной безопасности.