Роберт по-прежнему не замечал ее, и ей отчаянно захотелось сбежать сию же секунду. Но как она может уйти? Полу тоже придется удалиться, а это невозможно без привлечения всеобщего внимания. Нет, следует стиснуть зубы и постараться как-то пережить этот вечер.
Она снова оглядела гостиную, стараясь не смотреть на Роберта, но ей это плохо удавалось: ее глаза словно магнитом притягивались к его высокой фигуре. Интересно, с кем он пришел? Наверно, не с Анджелой — этой кокетки нигде не видно. Добрую половину гостей Холли видела впервые и не могла определить, кто именно из фланирующих по комнате нарядных женщин удостоился такой чести.
В дверях появилась Джемма, объявила, что обед готов, и пригласила всех к столу.
Столовая была обставлена антикварной мебелью, на стенах висели картины в массивных позолоченных рамах. На ослепительно белой скатерти красовались роскошный обеденный сервиз из севрского фарфора и серебряные приборы, приобретенные Джеммой совсем недавно.
«Один из способов помещения капитала, причем не хуже любого другого», — объяснил Алан в ответ на восторженные возгласы некоторых дам, очарованных хрупкой затейливостью сервиза.
Когда гости заняли свои места, Холли, к своему ужасу, обнаружила, что Роберта посадили как раз напротив нее. Прежде чем опуститься на жесткий стул с прямой спинкой, он бросил на нее пронизывающий взгляд. Кровь бросилась ей в лицо, руки так задрожали, что их пришлось спрятать на коленях. Пол, сидевший слева от Холли, занимал разговором соседку, забыв о сестре.
Но от внимания Роберта ее волнение не укрылось. На секунду их взгляды встретились, и, перед тем как отвести глаза, она успела уловить гримасу гнева или презрения, скользнувшую по его лицу.
Конечно, она ведет себя крайне глупо, демонстрирует всем неумение владеть собой, но ведь ей и в голову не могло прийти, что Роберт окажется здесь. Знай она, что он тоже приглашен, ни за что бы не согласилась прийти! Она все еще слишком сильно реагирует на него — так любящая женщина реагирует на мужчину, бывшего ее единственным любовником.
Одного присутствия Роберта достаточно, чтобы вызвать в ее душе бурю чувств. Холли так разволновалась, что ей чуть не стало плохо. Голова закружилась, в глазах потемнело от невероятного напряжения.
Холли не смела взглянуть на него еще раз и тем не менее, словно какое-то безвольное, беспомощное существо, не способное себя контролировать, подняла голову и посмотрела на него через стол.
Роберт беседовал со своей соседкой, сногсшибательной брюнеткой, говорившей с ярко выраженным американским акцентом, которая, судя по обрывкам фраз, долетавшим до слуха Холли, и была его спутницей в этот вечер.
Ревность, дикая, бешеная ревность вонзилась в нее раскаленными клещами. Подобного она никогда не испытывала и была шокирована первобытностью проснувшихся в ней чувств. Она даже не подозревала, что способна так ревновать.
Интересно, что их связывает — Роберта и импозантную брюнетку из Нью-Йорка? Они любовники? Неужели Роберт домогался ее, Холли, подстегиваемый влечением к женщине, сидящей сейчас рядом с ним? Насколько поняла Холли, она прилетела из Америки специально для того, чтобы повидаться с ним. Любовники… Конечно, они любовники! Иначе и быть не может.
Сделав ошеломляющее открытие, Холли приняла твердое решение высидеть этот злосчастный обед до конца, улыбаться и разговаривать как ни в чем не бывало, стараться ничем не выдать себя, не показать ни словом, ни взглядом, что она чувствует на самом деле. Никто не должен ни о чем догадаться.
К тому времени, когда подали горячее, голова у Холли буквально раскалывалась от боли. Каждый кусочек пищи застревал в горле, грозя задушить ее. Она чуть не подавилась, когда подруга Роберта вдруг перегнулась через стол и, дружелюбно улыбнувшись Холли, воскликнула:
— Я так много о вас слышала! Позвольте мне выразить восхищение вашими успехами.
Холли была настолько поражена, что смогла лишь вежливо улыбнуться в ответ и пробормотать нечто нечленораздельное. Кэндис — так звали незнакомку, совершенно уверенную в том, что Роберт принадлежит ей одной, — держалась настолько открыто и искренне, излучала такое обаяние и сердечность, что Холли прониклась к ней невольной симпатией. При других обстоятельствах они наверняка подружились бы.
При мысли о том, что она лишилась последнего слабого утешения — испытывать неприязнь к избраннице Роберта, — Холли впала в отчаяние, смешанное с чувством вины и презрением к себе. Если бы она заранее знала, что в жизни Роберта есть другая женщина, явно считающая его своей собственностью, она сумела бы удержать в узде свои чувства, не провела бы с ним ночь любви.