Мать еще долго орала, и под конец расплакалась от жалости к себе, сморкаясь в занавеску с подсолнухами. Виктория вытерла лужицу на полу от расплескавшейся воды:
— Квартиру пришлось заложить. Что, если изменения так и не произойдут?
— Произойдут, тебе деваться некуда, — процедила мать, — господи. Может, тебя поменяли в роддоме? За что мне такая дочь?
Поев, мать подобрела:
— Всё это окупится, Вик. Без этой процедуры ты не справишься. Сколько я не старалась, вырастила непутевую дочь, тебе просто необходимо измениться. Процедура изменения поддерживается на государственном уровне, не стало бы Бюро продвигать неэффективный проект. Надо пользоваться государственными льготами, а что нам еще остается?
— Но это платная процедура, мам. Государство ничего не платит, мне пришлось брать кредит, чтобы оплатить услугу.
— Ты не знаешь, сколько еще на это выделено денег, — возразила мать, — может, ты оплатила лишь малую толику, а остальное идет из государственного бюджета. Наверняка, так и есть.
Голодная Виктория вернулась домой с жуткой мигренью. Ужинать с матерью она не стала, чтобы не объедать, сделала уборку, разобрала вещи из старенькой стиральной машинки, и улеглась спать. Не было сил. Виктория проворочалась до трех ночи, а наутро мигрень вернулась.
— Наконец-то! — саркастично рявкнул мужской голос в трубке, — я уже сорок минут на линии. Всё музыку слушаю. Вы там как, работаете? Или прохлаждаетесь, попиваете чаек?
— Чем я могу помочь? — кротко спросила Виктория.
— Вы могли бы помочь, принимая звонки, например! Делая свою работу!
— Простите. Я оформляла заказ предыдущего клиента.
— Сорок минут? Быстрее надо оформлять, девушка. Вам за это зарплату платят. Я отправлю жалобу Вашему начальству.
— Так чем помочь?
— Да Вы как со мной разговариваете? На меня, значит, времени у Вас нет? — его голос поднялся почти до визга, — это безобразие какое-то!
Виктория помассировала висок, чуть отодвинула трубку от уха и взглянула на часы. Еще пять часов до окончания рабочего дня, надо выдержать.
После работы Виктория направилась в Бюро по содействию отчаявшимся. В залитом солнцем офисе лениво жужжали мухи. Дождавшись своей очереди, Виктория подошла к первому от входа столу.
— Чем Вам посодействовать? — поинтересовался молодой человек, вдавившийся в офисное кресло.
Виктория посмотрела в его равнодушные глаза:
— Мне нужна помощь в выстраивании новой жизни.
— Хотите новую жизнь? — оживился молодой человек и привстал, — Вам известна стоимость услуги?
— Деньги есть. Я вчера оформила кредит.
— Отлично, отлично, — потер он руки, — сначала я вынужден предупредить Вас о рисках, это просто формальность, закрепленная Обязательным Предписанием Бюро. Пробегитесь глазами и поставьте подпись здесь, внизу, — он показал пальцем, закрывая рукой лист, который положил перед Викторией на стол.
Виктория мягко отодвинула его руку и поднесла лист к глазам.
«…ответственности ни в коем случае не несет, — читала она урывками, — …полностью предупрежден(а) о всех рисках и обязуется не сваливать потом всю вину на Бюро по содействию отчаявшимся, если ожидания не оправдаются… гражданин(ка) обязуется не делать преждевременных выводов, воздерживаться от обвинений, злости, агрессивных выпадов в сторону Бюро и прочих негативных эмоций». Весь лист был испещрен подобными предупреждениями об ответственности обратившегося, а не Бюро по содействию отчаявшимся, а также обязательств отказаться от любых нападок на органы государственной власти. Виктория размашисто подписалась, и молодой человек тут же выхватил лист из-под ее пальцев. Длинный ноготь Виктории разорвал краешек листа, она всё никак не могла найти время, чтобы подпилить ногти, за что уже получила замечание в своем колл-центре. Молодой человек быстро оторвал кусочек скотча и заклеил разорванный кусочек.
— Это ничего, — бормотал он, разглаживая лист, — это ерунда, это мы исправим.
Волна благодарности вдруг накрыла Викторию. И надежда. Молодой человек убрал лист в ящик стола и ясно посмотрел на Викторию:
— Теперь полная предоплата. Реквизиты тут, — он показал на табличку, стоявшую на его столе.
В офисе раздался трубный гудок и все зааплодировали, повернувшись к столу с молодым человеком и Викторией. Он встал, прижал руку к груди и, улыбаясь, поклонился.