Встретив персонал Эфира на мостике, Люба лишний раз убедилась, как сильно они с Бэккером выделяются на их фоне: грязная, потрепанная последними днями одежда лишь доказывала принадлежность к индустриальному городу Монолиту и тому, с каким кошмаром он столкнулся за последние два дня. В центре находилась нынешний капитан Эфира, первое впечатление от которой почти всегда было ошибочным: при возрасте в тридцать пять лет она выглядела значительно моложе, один ее направленный взгляд и слово — и вместо женщины с нежными чертами лица и большими добрыми глазами, которые подчеркивались рыжими пышными волосами, появлялся сосредоточенный мыслитель без намека на изящество или грацию.
— Здравствуйте. Меня зовут Изабелла, капитан Эфира. Бэккер решил дождаться вас, прежде чем начать.
Люба специально украдкой взглянула на виновника этой встречи и ожидаемо увидела непреклонного, волевого и упрямого человека, моментально напомнив то время и место, когда она впервые узнала о его существовании. При этом сам он сейчас на нее внимания не обращал.
— Меня зовут Любовь. — Она обернулась к Изабелле и скорее делала заявление, требуя заслуженного уважения. — Я назначенный Игорем Козыревым, главнокомандующим Монолита, архиепископ церкви Наставления планеты Кома. У меня есть официальные документы колонии о праве не только вести проповеди, но и предоставлять волеизъявление народа города Монолита.
Недолгая тишина лишь увеличила напряжение между ними.
— Сейчас у нас три часа ночи. — Изабелла говорила емко, четко дробя информацию, неуклонно навязывая зрительный контакт оппоненту. — Чуть-больше суток назад Монолит подвергся нападению хищников нового биологического вида. На грузовом транспорте эвакуировано около ста пятидесяти — двухсот тысяч человек. Подсчет еще ведется. Сейчас они летят к столице. Статус главнокомандующего неизвестен. Раз вы назначены представлять народ Монолита, почему вы сейчас здесь?
Приятное удивление от этого места выветрилось, вернув ее в русло суровой реальности.
— Лететь до Опуса три месяца. Я верю, что за это время люди смогут осознать гибель колонии. Но вот принять — вопрос более сложный. Я должна принести им не надежду — ответы.
— Эти три месяца станут для них серьезным испытанием. — Изабелла рассудительно собирала общую картину, выискивая возможные недочеты. — Транспорт грузовой, криокамер там на пару человек персонала, не упоминая провиант, который, по последним сведениям, ограничен. Опус уже выслал гуманитарную помощь и дополнительный транспорт навстречу. И если и говорить о помощи людям, то сейчас надежда им важней, чем гипотетическая правда в неопределенном будущем.
— Мы не планируем искать ответы так долго. Чем быстрее приступим, тем меньше шанс разлада в обществе из-за конфликта объективного и субъективного. Три месяца и правда долгий срок. В наших руках сделать так, дабы большую часть пути эти люди провели с четким ориентиром на будущее и объяснением сокрушительного прошлого. Опус встретит не разобщенную конфликтами толпу, а объединенный эмоциональными травмами и единым знанием народ.
— Только если эти самые ответы их устроят. Всегда можно сделать хуже. Возможно, ложь сейчас будет полезней. А раз так, то почему не дать этим людям….
— Потому что потом придется решать уже две проблемы. — Сами того не замечая, Люба и Изабелла напоминали мать и дочь, чей далеко не первый спор подпитывается слишком похожими характерами. Также Бэккер подметил некую схожесть в их лицах, а при заметной разнице в возрасте, они и вправду казались родственные друг другу. — Что бы я или кто-либо им не сказали, это пустит жизненно важные корни, за которые люди будут держаться, ибо ориентиров в нашем мире осталось слишком мало. Представь, что будет с людьми, когда их постигнет известие о спасающей их все эти месяцы лжи. Принять новое всегда трудно. Спасенные сейчас принесут разрушение потом. Ложь в нашем случае не работает на долгосрочную пользу.
Бэккер был впечатлен. Люба властвовала, но при этом получала удовольствие в наставлении молодой Изабеллы, не скрывающей внезапного комфорта в этом интересном столкновении с мудрым собеседником.