Вскоре подошел официант в черных кожаных брюках и форменной рубашке клуба.
– Принесите нам два пива, – сказал Шейн.
– Мне только минералку, – возразила Пейдж. Потом повернулась к своему кавалеру и сказала. – Если ты меня так хорошо знаешь, ковбой, то должен был бы понять, что я вообще не пью.
У парня расширились глаза.
– Не хочу, чтобы у меня возникли проблемы еще и из-за этого, – объяснила она и принялась нервно теребить салфетку. – Мне их и так хватает.
– Может быть, пойдем куда-нибудь еще? – Шейн взял, ее за руку.
Пейдж улыбнулась. Не похоже, что он ее хорошо знает.
– Нет, мне здесь нравится, – ответила она. – Я хожу сюда еще с прошлого года. С тех пор…
– С каких пор? – спросил Шейн, наклоняясь к ней.
– Ни с каких, – отмахнулась Пейдж. Потом сделала глубокий вдох и попыталась отогнать неприятные воспоминания. – Не имеет значения…
– И все же? – Шейн выжидательно смотрел на нее.
«Что это?» – подумала она, заметив ручку, забытую на столике официантом. Взяла ее, сняла колпачок и хитро улыбнулась:
– Ага. Я расскажу все о себе, а ты используешь это против меня? Учти, в этом случае я возьму куклу вуду и ты пожалеешь, что родился мужчиной.
Шейн улыбнулся ей, давая понять, что готов рискнуть. Пейдж снова вздохнула и решилась.
– Итак, начну свою грустную историю, – сказала она, выводя ручкой по салфетке какую-то кривую линию. – Впрочем, она не такая уж и грустная, потому что я любила своих приемных родителей. Но у меня всегда было ощущение, что я какая-то… другая. И я даже не могла объяснить почему. Тогда я решила найти свою родную мать, чтобы получить ответы на некоторые вопросы.
Пейдж тут же ощутила приступ боли, вспомнив лица своих приемных родителей, погибших в автокатастрофе ужасной дождливой ночью. Потом всплыл придуманный ею образ родной матери. У нее были такие же, как у Пейдж, черные волосы и стройная, сильная фигура. А вот лица она представить не могла. Оно оставалось неразрешимой загадкой.
Пейдж уставилась на салфетку и провела еще одну изогнутую линию.
– Я пошла в полицию и узнала, в какой церкви меня оставили. Я решила, что моя мать должна была жить где-то поблизости. У меня возникло подозрение, что я могу состоять в родстве с сестрами Холлиуэл; Но, узнав, что их мать умерла много лет назад, я тут же сникла.
– А ты когда-нибудь виделась с этими сестрами? – спросил Шейн, разглядывая эмблему клуба. – Разговаривала с ними?
– Да, конечно, – ответила Пейдж насмешливо, вдавливая шарик ручки в салфетку до тех пор, пока не увидела жирную точку. – Прямо так пришла и казала: «Привет, по-моему, ваша мама бросила меня после рождения. А что у нас на ужин?»
Она вздохнула с облегчением, когда официант принес заказ. Слишком уж мрачную они выбрали тему для такого заведения. Пейдж тут же схватила свой стакан и отхлебнула большой глоток минералки.
– Но это не объясняет того, что ты стала ходить сюда, – заметил Шейн, не притронувшись к своему пиву.
– Ну видишь ли, – сказала Пейдж, слегка замявшись, – этим заведением владеет одна из сестер. И я почувствовала какую-то… связь с ней. Не знаю, как это объяснить. То же самое чувство привело меня сегодня на похороны.
Пейдж неожиданно ощутила, как ее лицо запылало. Она прижала ладони к·щекам. «Ну вот, теперь я рассуждаю как безумная. Замечательно, Пейдж. Продолжай дальше».
Шейн не дал ей продолжить, закрыв рот поцелуем. Пейдж почувствовала такую сладость, будто его губы были сделаны из сахара.· Оторвавшись от него, она посмотрела ему в глаза. В такие заботливые, но не навязчивые глаза.
– Только не делай мне больно, – прошептала Пейдж. – Я не выдержу следующей раны.
Шейн ответил ей новым поцелуем, более глубоким, более страстным. У нее на мгновение перехватило дыхание, а после в голове что-то щелкнуло.
«Или пан, или пропал, – подумала она. – Кажется, этот парень как огонь. Нужно выяснить это прямо сейчас».
Пейдж оторвалась от него и, улыбнувшись, сказала:
– Я хочу тебе кое-что показать.
Шейн поднял брови, потом достал бумажник. Пока он в нем копался, Пейдж разглядывала свой рисунок.,
«Ничего себе, – подумала она. – У меня что, способности к геометрии?» Оказалось, что ее рука сама собой вывела что-то вроде абстрактной картины – круг и соединяющиеся внутри него три дуги. Вышло довольно красиво.
Шейн спрятал бумажник обратно в карман и схватил Пейдж за руку. Она оставила в покое салфетку и улыбнулась ему. Потом, поднявшись на ноги, буквально потащила его к выходу. Уже через полминуты они оказались на улице. Пейдж не терпелось показать ему свой секрет.
Хозяин в порыве ярости ворвался в покои Оракула. Она ожидала его, развалившись на своем сверкающем пьедестале в страстной позе, нежно прижавшись лицом к хрустальному шару. Там была видна ее собственная линия жизни.
Хозяин начал расхаживать перед Оракулом взад-вперед, излучая нетерпение, словно волны горячего воздуха. Его черный балахон так и развевался за спиной.
– Опять ничего? – спросил он.
– К сожалению с момента последней атаки все осталось по-прежнему, – ответила Оракул, поднимаясь и трогая шар кончиком пальца. – Этот Белтазор оказался просто неуловимым.
– Пусть им занимаются охотники, – ответил Хозяин с раздражением. – Как дела с той, другой?
Оракул зловеще улыбнулась и взмахнула рукой над хрустальным шаром. Он засветился энергией.
– Ее будущее становится все более ясным, – сказала Оракул. – Ее путь представляется мне совсем недолгим.
Туман, клубившийся внутри хрустального шара, показывал будущее, пронзенное множеством молний и испуганных женских криков. Потом Оракул увидела ту, о ком шла речь. Она. Была хороша собой: блестящие черные волосы, ярко-красное платье, чувственные полные губы…
«Мне ее даже жалко, – подумала Оракул. Настала последняя ночь ее молодой жизни. И больше она не станцует».
Глава 6
Фиби с Коулом вышли из лифта и огляделись по сторонам. Произведя некоторые расчеты относительно горизонта, они до заката объезжали город. Наконец Фиби решила подняться на небоскреб для лучшего обзора.
Выйдя из лифта на крышу, они оказались в маленьком вестибюле. Фиби подошла к окну, находившемуся напротив лифта. Вдалеке виднелась крыша, которая очень сильно походила на ту, что привиделась ей. Она посмотрела на Коула через плечо и кивнула. Тот улыбнулся и достал из сумки термос.
– Давай-ка хлебнем кофе, – предложил он. – Кажется, нам предстоит долгая ночь.
Фиби почувствовала, как в душе поднимается тепло, и вновь кивнула. Потом закусила губу. Ей подумалось, что такого напряженного дня не могло выдаться и за сто лет. Сколько разных эмоций она испытала: удивление от возвращения Коула и горечь от похорон Прю, страх от того, что она может провалить свою миссию и удовольствие от ночной прогулки с возлюбленным.
Фиби покачала головой и, взяв у Коула сумку, вынула оттуда бинокль. Все эти дни она чувствовала вину. Вину за смерть Прюденс. Вину за полную разбитость Пайпер… Ну а если они с Коулом не защитят невинную от Шекса, тогда вина станет ее постоянным спутником на всю жизнь.
Горько вздохнув, Фиби вновь повернулась к окну и стала смотреть в бинокль на отдаленную крышу. Коул в это время наливал кофе.
– Держи, – сказал он, протягивая ей стаканчик через плечо.
– Спасибо, – ответила она, отхлебывая. Затем опять поглядела на крышу, чувствуя, как в душе растет сомнение.
– Это место похоже на нужное нам, – сказала Фиби. – Но ведь такая крыша в городе не одна.
Коул положил пальцы ей на подбородок и стал поворачивать ее лицо к себе до тех пор, пока не заглянул в глаза.
– Мы можем довериться твоей интуиции и остаться здесь.
– Но если мы ошиблись? – Фиби терзали сомнения. – Тогда ее убьют.
– Но ведь ты не в силах спасти всех невинных, – ответил Коул. – И не можешь остановить всех демонов.