– Еще бы, она стала говорить вам утвердительно! Ведь она знала, куда мы с Агриппиной пошли, и, наверное, уже считала, что никогда нас больше не увидит. Как вы думаете, стоит ли мне идти в полицию? Впрочем, что за глупый вопрос я задаю! Мне придется идти туда в любом случае, ведь в доме у этой преступной женщины остались не только наши с Агриппиной вещи и деньги, но и все документы.
– В полицию мы всегда сходить успеем, – рассудительно проговорил Григорий, – но предлагаю вам вначале поесть. Знаете, в отличие от многих представителей рода человеческого я очень плохо соображаю на голодный желудок! Да и вам не мешает поесть. Подумать только, вот уже несколько минут я не наблюдаю на вашем лице того розового отсвета на щеках, который поразил меня в первую минуту нашего знакомства. Назвать его румянцем у меня не поднялся бы язык. Это именно был нежный свет, который удивительно шёл к вашим зелёным глазам.
– Спасибо за комплимент, – сказала Соня несколько растерянно; Григорий говорил о её румянце так чувственно, при том, что во все время их знакомства он поражал девушку своей сдержанностью.
– Это не комплимент, – покачал он головой, – а скорее недоумение: с вами и в самом деле произошло что-то настолько серьезное, что померкли даже ваши природные краски. Вряд ли это следствие только утери денег и документов. Вы отчего-то беспокоитесь за жизнь вашей горничной? А что случилось с нею? Вернее, где она?
– Наверное, мне таки придётся рассказать вам всё, как на духу, – сказала Соня и покраснела.
– Весьма здравое решение, – согласился Григорий, подвигая ей стул и подзывая слугу.
Княжна сидела безучастно. Казалось, что сам вопрос еды для неё сейчас неприемлем, и когда Григорий спросил: "Что вы хотели бы поесть?", она лишь пожала плечами.
– Понятно, – объяснил он самому себе, – как раз в таком настроении лучше всего попробовать что-нибудь экзотическое. Вы ели устрицы7
Соня отрицательно покачала головой – язык у неё к небу присох, что ли?
До того, как им принесли заказ, и Григорий в основном молчал, словно давая Соне окончательно прийти в себя.
А потом, жадно уплетая горячий бифштекс, кивнул княжне на её тарелку с устрицами.
– Приобщайтесь к европейской кухне, ваше сиятельство. Итак, вы решили наконец рассказать мне всё?
Соня опять покраснела – как легко она краснеет! Значит, Тредиаковский догадался, что княжна в дороге была не до конца с ним откровенна?
– Решила, – твёрдо сказала она.
– Думаю, вы не пожалеете о своей откровенности.
– Но она дастся мне вовсе не так легко, как может показаться.
– Понятное дело, – продолжая есть, кивнул он, – правда вообще редко выступает в привлекательном обличье. Вы, наверное, слышали? Иногда её даже называют голой.
Он одобряюще посмотрел на Соню, которая никак не могла решиться начать разговор.
– Начните с вашего дедушки. Вернее, с того, что удалось узнать о нём во время ваших исторических изысканий.
– Откуда вы знаете, что всё началось именно с этого?
– Изредка я думаю, – он смешно постучал себя по лбу.
И Соня начала свой рассказ, от волнения так теребя недавно купленный вышитый платок, что едва не истрепала на нем вышитый шелковыми нитками узор.
Он не спеша покончил со своим бифштексом и теперь медленно попивал горячий кофе – вторую чашку ему по знаку принёс слуга.
– Значит, вы утверждаете, что над вашей служанкой совершили насилие? – прервал Григорий воцарившееся после рассказа княжны молчание.
– Понятное дело, раз я видела это собственными глазами! – возмутилась Соня и осеклась: она не хотела говорить о том, что Флоримон заставил её смотреть за этим насилием в глазок.
– Видели собственными глазами, – эхом повторил Тредиаковский. – Иными словами, вы при этом присутствовали?
– Иными словами, я за этим подглядывала! – рассердилась Соня.
– Понятно, – протянул он, – хотя и не очень.
Пришлось бедной княжне, опять краснея и отводя взор, на этот раз действительно рассказать все.
– Наконец я разобрался, зачем вы приехали в Дежансон. Решили попытаться вернуть дедово наследство? В незнакомом городе. Можно сказать, совсем одна… Кажется, внученька выросла отчаянная, вся в деда.
– А что мне ещё оставалось, – огрызнулась Соня; совсем недавно сравнение с дедом-авантюристом польстило бы ей, а нынче она вынуждена была оправдываться. – Мой брат всё найденное забрал себе и мою часть обещал вернуть только на своих условиях.