Она проснулась оттого, что возле её кровати стояла мать и удивленно повторяла:
– Соня, ты спишь среди бела дня! Нет, как вам это нравится. Раньше бывало днём в постель палкой не загонишь, а теперь сама моему примеру решила последовать? Только зачем ты окно открыла? На дворе, голубушка, холодно. Вон всю комнату выстудила.
Она открыла окно? Поэтому ей во сне было так холодно. Окно, видимо, открылось от сильного порыва ветра. Ведь вчера она попросту забыла поплотнее его прикрыть.
– Как хорошо, маменька, что вы меня разбудили! Спасибо! – искренне поблагодарила Соня, до сих пор с трудом приходящая в себя – уж больно страшным было лицо графа, обезображенное, в общем-то невинным, раздражением кожи. Невинным, ежели, конечно, знать его причину и способ излечения.
– Пойдём, ангел мой, чаю попьём с ликерчиком, – предложила княгиня. – Согреешься. А заодно и поговорим о том, что сообщила мне Аделаида Григорьева.
Мать и дочь сели за столом напротив друг друга. Слиток, который Соня до поры спрятала в складках платья, оттягивал материю своей тяжестью, но для княжны это была приятная тяжесть.
Она могла бы сразу предъявить драгоценный металл матери. Но рассудила, что та принесла ей не самые радостные вести насчет Разумовского – здесь ничего от княгини не ускользнуло, и она считала своим долгом уберечь дочь от возможного разочарования.
Предчувствовала, что судьба подсунула её бедняжке красавца Разумовского не в самый подходящий момент. И пробуждение её дочери к жизни и к чувственности произошло вовсе не так, как о том Мария Владиславна мечтала.
Наверное, поэтому её речь поначалу была не слишком связной. Впрочем, Соня и так понимала всё.
– Ничего нельзя изменить, Сонюшка, – Леонид слишком сильно увяз…
Соня не протестовала против этого разговора, и не кокетничала, мол, мне всё это неинтересно, потому что они с матерью давно научились друг друга понимать и без слов.
– Первая камеристка её величества, Шарогородская – подруга императрицы – и она уже выпросила для будущего зятя внеочередное звание. Ко дню свадьбы графа Разумовского произведут в генералы, а в приданное за невестой он получит богатейшее имение под Москвой со множеством крепостных и большой березовым рощей.
Перечисляя это, княгиня невольно ковыряла свою незаживающую рану: до коих пор на её глазах будут совершаться выгодные браки чужих детей, а её дети так и останутся нищими аристократами, которым нечего предложить, кроме древности рода…
Услышав паузу в материнском рассказе и поняв её причину, Соня украдкой вздохнула – кому же понравится слушать такое о человеке, который, мягко говоря, тебе не безразличен. Но ничего не поделаешь, надо жить дальше. И княжна положила на стол вымытый и вычищенный слиток.
– Откуда это у тебя? – спросила Мария Владиславна, не сводя глаз с того, что, как она вмиг подумала, может полностью изменить её жизнь.
– Это дедушкино наследство, – просто сказала Соня.
– Ты хочешь сказать, что твой отец оказался прав? – в волнении княгиня поднялась из-за стола и заходила по комнате, поглядывая на лежащий слиток и не решаясь взять его в руки.
– В чем прав?
– Он уверял меня, что Еремей Астахов был богат. Говорил даже, сказочно богат. А в таком случае, его богатства должно было хватить ежели не внукам, то уж детям точно. Но он не смог найти тому подтверждения ни в документах, ни в доме, который он, кажется, простукал чуть ли не до потолка. Впрочем, можно сказать, что и потолок не остался без внимания. На чердаке твой отец провел несколько месяцев, двигая какие-то ящики и в гневе ломая старую мебель… Так где ты это нашла?
Теперь Мария Владиславна взяла в руки золотой слиток и, покачивая его в руке, вопросительно смотрела на дочь. Со стороны могло показаться, что этим слитком она хочет кого-нибудь ударить. А, так как на Мария Владиславну это не было похоже, Соня, не выдержав, прыснула.
Взгляд матери прояснился, и она тоже с улыбкой посмотрела на дочь. Делать нечего, пришлось Соне во всех подробностях рассказывать, как она нашла потайную комнату, а потом вынуждена была войти в неё в присутствии Разумовского.
– А вот ему об этом знать бы не следовало, – задумчиво проговорила княгиня.
– Вы думаете, маменька, он кому-нибудь об этом расскажет? Вас это беспокоит?
– Честно говоря, не очень. Это я так, мыслю вслух. Что бы ни говорили о Разумовском, самые злобные сплетники не могут не сказать, что он человек надежный.
– Значит, не стоит о том беспокоиться? Тогда пойдём, я покажу вам лабораторию деда.
Мария Владиславна помедлила.
– Ты не поверишь, но мне боязно. Раньше бывало я могла целыми днями мечтать о том, как мы все внезапно разбогатеем. К примеру, вдруг умрёт какой-нибудь дальний родственник, о котором мы не знаем. Но, оказывается, ничья смерть нам не понадобилась, а для того, чтобы разбогатеть, нужно всего лишь нажать какие-то два камня, и богатство вот оно. Иди и бери.