– А не скажите ли, маменька, – Соня помедлила, спрашивать у матери или нет, но потом решилась. – Сколько берёт эта достойная дама… за сведения интимного характера.
– Что-о-о? – от возмущения Мария Владиславна чуть не задохнулась. – Неужели моей дочери понадобилось узнавать нечто непотребное?
– Ничего подобного, маменька! – пожалуй, слишком живо стала возражать Софья. – Но разве вы не слышали, что говорил давеча мой брат. Не сегодня-завтра мне придётся выходить замуж. И кто осудит меня за то, что в связи с таким положением мне захотелось кое-что узнать…
– А кто из мужчин тебя интересует, если не секрет?
– Пока секрет, маменька… Вы лучше скажите, сколько мадам Григорьева берёт за работу? Какая сумма её…м-м… не оскорбит?
Княгиня усмехнулась.
– Мне нравится, какое слово ты подобрала для того, чтобы поименовать заработок Аделаиды Феликсовны. К счастью, она знает, что мы небогаты… По крайней мере, пока. Думаю, достаточно будет… пяти рублей.
– А не мало ли? – усомнилась Соня.
– А ежели ты принесешь пирожных из кондитерской "Шоколадница", мадам Григорьева удовлетворится и меньшей суммой. Аделаида Феликсовна сладкоежка, делает вид, что старается о том никому не говорить, но внимание гостя к её слабости зело умиляет всезнающую мадам. Зайди ко мне перед уходом, я дам тебе денег.
– Николя уже дал, – честно призналась Соня.
– Никакой в тебе хитрости, ангел мой, – с улыбкой вздохнула княгиня. Всё равно, зайди.
Для верности Соня подождала в гостиной, но Разумовский из комнаты не выходил. Она слышала, как проснулся брат и о чем-то говорил с другом. Наконец она не выдержала и позвала Агриппину.
– Подойди к двери князя и спроси, не нужно ли ему чего-нибудь.
Горничная послушно кивнула, но несколько минут спустя воротилась запыхавшаяся и сказала Соне:
– Николай Николаевич меня за доктором послали. Простите, княжна, я побегу.
Сердце Сони упало: неужели она что-то сделала не так и своими действиями навредила Разумовскому? Лучше бы сказала ему о своих планах. Но теперь уже поздно. Наверное, Леонид решил, что он болен, потому Николя и позвал ему врача.
Что же делать? Для начала она заглянула в ванную и взяла из мыльницы собственноручно отравленное мыло, чтобы отнести его на помойку.
Потом зашла к матери.
– Маменька, граф Разумовский заболел, – выпалила она с порога. Николя Агриппину за доктором послал.
– Ай-яй-яй! – запричитала Мария Владиславна. – А ты сама-то не узнавала, в чём там дело?
– Думаешь, они меня в комнату пустят?
– Вряд ли, – согласилась княгиня. – Схожу-ка я, узнаю, что с ним стряслось?
Пока мать наведывалась в покои брата, Соня не находила себе места. Она промерила шагами гостиную вдоль и поперек, готовая к чему угодно, а прежде всего к тому, чтобы признаться Разумовскому в своей затее. Он её за это никогда не простит!
Подумать только, баронесса Толстая ещё призывала Соню следовать характеру покойного деда. И вот, не успела она попробовать, а уже заварилась такая каша! Как ещё назвать её проделку, если не чистейшей воды авантюризм?!
Вскоре пришел с чемоданчиком доктор Либель. Соня помнила его ещё с детства, когда он лечил у неё коклюш или ангину.
В комнате больного он пробыл недолго. И, видимо, не нашел у Леонида ничего страшного.
– Примочки, – говорил он, закрывая дверь. – Слабительное. Нужно очистить желудок.
Это он говорил уже вышедшей вместе с ним Марии Владиславне.
– Съел что-нибудь несвежее, вот лицо и обсыпало.
Он посмотрел на тревожно замершую Соню и понимающе улыбнулся ей.
– Ничего страшного. Не сегодня-завтра всё пройдёт. Понятно, дело молодое, прежде всего о внешности думают…
Соня облегченно вздохнула. Леонид не захотел показываться ей с обезображенным сыпью лицом, что ей сейчас было только на руку. Теперь нужно осуществить вторую часть плана. То есть, поехать к пресловутой мадам Григорьевой.
Княгиня щедрой рукой дала дочери пять рублей.
– Ты, Сонюшка, так долго сидела дома. Не спеши возвращаться. Прогуляйся, купи себе чего-нибудь.
– А как же граф? – невольно вырвалось у Сони.
– Да что – граф? Не тебе же у его постели сидеть. Мартин Людвигович сказал, ничего страшного.
– Но он не выходит.., – начала Софья и осеклась.
Но княгиня ничего особенного в её словах не усмотрела.
– Понятное дело. Кому же захочется такое-то лицо показывать. Я уж на что всякого в жизни навидалась, а и то не по себе стало. Только что красавцем был, и тут – почти magot. Бр-р-р!
Княгиня передернулась. Но тут же её внимание переключилась на другое.