Соня запнулась, кажется, только теперь осознав, что она сделала.
– Ну, смелее!
Она посмотрела на мадам Григорьеву и невольно отшатнулась. Глаза женщины горели хищным огнем, а фигура напоминала изготовившегося к прыжку зверя.
– Поздно бояться, милая! – сказала та. – Я могла бы догадаться, на что ты решилась, но все-таки скажи мне об этом сама.
– Я подсунула ему мыло с "красной сыпью", – упавшим голосом проговорила Соня.
– Что-то такое я уже слышала, – качнула головой Аделаида Феликсовна, будто вспоминая. – Кто-то мне о таком случае рассказывал… Ну да, ещё во время правления Екатерины Первой. Это какая-то мазь?
– Да. "Красная сыпь" легко лечится. За один день.
– Замечательно!
Мадам Григорьева возбужденно потерла руки.
– Сам бог направил тебя ко мне, голубушка! Кажется, я догадываюсь, что ты хочешь сделать. Чтобы Шарогородские сами отказались от своего будущего зятя, для чего им нужно вроде невзначай сообщить, что граф болен нехорошей болезнью…
Соню опять бросило в жар.
– В тихом омуте черти водятся, – сочувственно вздохнула Григорьева. – Или, ещё говорят, не буди лихо – будет тихо… Ладно, ладно, не смущайся. Ежели кто и может тебя упрекнуть в том, что именно таким манером борешься за свою любовь, то только не я… За работу возьму с тебя десять рублей. Может, для тебя это и многовато, но получишь ты неизмеримо больше, а дело-то предстоит хлопотное…
– Я согласна, – непослушными губами вымолвила Соня. Как бы она ни корила себя за необдуманные и даже непорядочные действия, отступать теперь было все равно поздно.
– Сделаем так, – медленно проговорила Григорьева. – Пошлём к Шарогородской её хорошую знакомую – Полинку Вревскую, каковая была изгнана из фрейлин её величества по причине неумеренного потребления некоего крепкого напитка… С неё будет достаточно и целкового… Полинке могут не поверить. Разве что, в случае, когда никто другой не подтвердит её правоту… А после всех статистов придется вступить в игру самой мадам Григорьевой.
Соня удивленно посмотрела на Аделаиду Феликсовну. Оказывается, она сама себя так называет, и это вовсе не заглазное прозвище.
– Одним словом, твоей покорной слуге, Софья Николаевна, придётся потрудиться, чтобы уговорить Дашу Шарогородскую, а ежели и не саму Дашу, то её маменьку, Екатерину Ивановну, навестить своего жениха в особняке князей Астаховых. Обычное дело, в доме у друга граф переживает случившуюся с ним неприятность.
– А, может, не надо этого делать…, – начала говорить Соня, откровенно впадая в панику.
Григорьева посмотрела на неё и снисходительно улыбнулась.
– Поздно, княжна, поздно, миленькая! Зачем же тогда человека безобразила? Теперь кто знает, простит ли граф такое надругательство над собой?
Сердце Сони тревожно забилось, и она совсем пала духом.
– Ты вот что, голубушка, – жестко сказала ей Григорьева, – взялась за гуж, не говори, что не дюж! Лучше пропасть, чем терпеть злую напасть. Коли я бы, так же, как и ты, посреди дела руки опускала, небось нынче у твоих ворот милостыню просила, а у меня вон и дом, и достаток какой-никакой… Деньги принесла или что в залог оставишь?
– Принесла, – отчего-то шепотом проговорила Софья, понимая, что теперь и вправду назад дороги нет.
Она протянула мадам Григорьевой ассигнацию, а та зачем-то полезла в буфет и вернула Соне два рубля. Княжна непонимающе уставилась на деньги.
– А это за баночку твоей – или дедовой – "красной сыпи". Сдается, и мне такое притирание может пригодиться… Ты ведь не откажешь тетушке Аделаиде?
– Не откажу, – чувство неуверенности и даже брезгливости от содеянного как бы отодвинулось куда-то; в голове у княжны даже мелькнула мысль, что её предприятие – всего лишь хитрость влюблённой женщины, которая, как справедливо заметила Аделаида Феликсовна, борется за свою любовь.
Почувствовала это и Григорьева. Одобрительно кивнула.
– Говоришь, мыло им начинила? Ну-ну!
Она помолчала и заговорила уже другим тоном.
– Желаете получить разъяснения за свои деньги или так, положитесь на мою опытность?
– Пожалуй, что выберу вашу опытность.
Соня с удивлением прислушивалась к себе. В ней появилась даже некая лихость. Словно она участвовала в баталии, но в отряде разведки. Как говорится, ходила во вражеский тыл.
– Вот и умница. Думаю, ты не пожалеешь, что мне доверилась… Ты, смотрю, чай и не пьёшь вовсе, – она поднялась из-за стола и крикнула в сторону кухни. – Марфуша, кофе неси! По душе ты мне пришлась, девонька! Сдается, мы с тобой не последний раз видимся. Давай-ка я тебе на кофейной гуще погадаю – хоть кого спроси, в Петербурге я – лучшая гадальщица. Не возражаешь?