С некоторых пор Соня стала чувствовать чуть ли не усталость от происходящих вокруг неё событий. Прежде она жила тихо, без приключений, а тут, что ни день, что-нибудь новенькое. И не всегда, кстати, ожидаемое.
Соня думала ни о чем, о всякой ерунде. Вернее, старалась занять мысли чем угодно, только не возвращаться к письму Воронцова. Получить дедову переписку ей очень хотелось. Как бы усиленно княжна не рисовала себе светлый образ жениха, она не могла вырвать из души свое увлечение историей. По крайней мере, вот так, в одночасье.
Брат Николай посмеивался над нею, пугал, что её будущий муж не потерпит в доме ученую жену. Придется ей расстаться со своей столь любимой историей. А в таком случае, нужны ли ей эти письма?
У княжны не было времени поговорить с женихом насчет своего увлечения. Неужели он такой ретроград? Неужели потребует от Сони прекратить любимые занятия? А если он не станет возражать?
Она добилась того, что устала от собственных вопросов: почему да отчего! В конце концов, все равно ей пока нечего делать. И что в этом такого – съездить, поговорить с Воронцовым. Не съест же он ее!
Жаль, маменьки нет дома. Она вся в суете, в хлопотах. Решила сделать все для того, чтобы её дочь затмила своим нарядом прочих невест. Чтобы никто не судачил о том, что невеста старовата, чтобы глядя на её красоту и модный наряд, никто таким вопросом не задавался. Как всегда, сопровождала Марию Владиславну верная Агриппина, потому дома, кроме Сони и кухарки Груши, никого не было. Не докладываться же Груше!
Словом, Соня оделась и выскользнула из дома, на всякий случай прихватив с собой письмо графа. Меньше свидетелей – меньше вопросов. Леонид беспокоился, что с отъездом Николая дом Астаховых и вовсе оставался без мужчин, на что Соня лишь посмеялась. Столько лет маменька в доме была и за женщину, и за мужчину.
Первое время после смерти мужа и отсутствии дома сына, Мария Владиславна держала под рукой пистолет покойного супруга. И ничего, обошлось, никто из лихих людей за эти годы их ни разу не тревожил…
В общем, Соня ушла из дома, не поставив никого в известность, потому что решила для себя встречу с графом Воронцовым возможно сократить. Она взяла извозчика почти возле дома, так что доехала к месту встречи даже быстрее, чем ожидала, на четверть часа раньше оговоренного. Воронцов же, как оказалось, её уже ждал.
– Отрадно видеть в девице, ум которой должен быть только и занят приготовлением к свадьбе, стремление, как и прежде, следовать во всем своим ученым пристрастиям. Недаром говорят, точность – вежливость королей. Я бы добавил: и королев…
Он одобрительно оглядел её и проговорил:
– Как тут не вспомнить стих, точно для вас написанный:
– Коль взять слонову кость белейшу,
Тончайшим цветом роз покрыть,
То можно плоть твою нежнейшу
В красе себе изобразить28…
– Будет вам, Дмитрий Алексеевич, – смешалась Соня, прекрасно осведомленная о том, что "плоть" её вовсе не "белейша", а смугловатая сказывалось в крови княжны наличие восточных предков, – откуда в вас этот пафос? Вы никогда прежде не говорили мне комплиментов. Мы же не в тронном зале, а на встрече двух давно знакомых людей.
– Наверное, я был не прав, – криво улыбнулся Воронцов. – Не слушал древних мудрецов, кои утверждали, будто женщина любит ушами. Я для вас, возможно, человек знакомый, а вот вы для меня оказались незнакомкой. Подумать только, девица, которую весь свет, и я в том числе, считали сухарем, монахиней и прочая, оказалась способной не только к любви, а и к вступлению в брак.
– Ежели вы, ваша светлость, намерены и далее ерничать, то я, пожалуй, пойду домой, – твердо сказала Соня и повернулась, чтобы в самом деле пойти прочь.
– Погодите! – Воронцов протянул руку, будто намереваясь схватить её за плечо, но в последний момент отдернул. – Вы правы, склонность к насмешке порой оказывается сильнее меня и служит мне плохую службу. Простите меня.
– Но пригласили вы меня, надеюсь, не просто пошутить?
– Упаси бог! – промелькнувшее в глазах графа смятение уступило место предупредительности. Воронцов никак не хотел сердить Софью. По крайней мере, пока. – Давайте зайдем внутрь, не говорить же у дверей о серьезных вещах.
Заметив, что княжна колеблется, он сказал:
– Вы не хотите, чтобы нас видели вместе и потом рассказывали об этом вашему жениху? Можете не отвечать, это вполне понятная предосторожность. Не беспокойтесь, Софья Николаевна, днем, как видите, здесь очень мало народа. К тому же, я заказал отдельный кабинет, где нас никто не увидит и не помешает, и где мы можем спокойно обо всем поговорить.