– Пятьсот тридцать су – по-нашему, десять рублей, – уже не таясь перевела Сонина горничная.
– Мы можем эту комнату посмотреть? – спросила княжна, опять не обращая на горничную внимания.
– Пойдёмте, я покажу вам её, – сказала хозяйка дома и пошла впереди с такой прямой спиной и горделивой осанкой, которой бы позавидовала бы и молоденькая девушка.
Соня подумала, что мадам поведёт их по лестнице, но она повернула направо и взгляду русских путешественниц открылся длинный коридор, о существовании которого трудно было подозревать, видя дом снаружи.
Всё здесь было несколько странно, но ничуть не подозрительно. По крайней мере, Соня не чувствовала никакой тревоги, зато Агриппина бдела за двоих, оглядываясь и прислушиваясь.
Комната оказалась чистой и, судя по всему, светлой. Высокие, хотя и несколько узковатые, окна должны были пропускать достаточно света, о чём теперь, накануне вечерней темноты, можно было лишь догадываться.
Мадам де Шовиньи зажгла стоящий на небольшом столике старинный серебряный канделябр, показала на ширму, за которой лежало все необходимое для умывания, и произнесла:
– Вот комната, которую я могу вам предложить. Если она вас устраивает…
– Устраивает, – сказала княжна.
– Я рада, что мы договорились. Скажите только, как мне впредь вас величать?
– Софья. Княжна Астахова, – отозвалась Соня. – А это моя горничная Агриппина.
– Мадемуазель Софи желает спать в комнате одна? – поинтересовалась старушка. – У меня есть комната для прислуги.
Соня заметила, что в комнате, кроме кровати, имеется ещё кушетка, и поспешно ответила:
– Пусть Агриппина спит со мной.
– Вот и славно, – кивнула мадам де Шовиньи, ничуть не удивившись. – Думаю, как меня зовут, вы уже знаете. Можете называть меня мадам Альфонсина. Де Шовиньи звучит чересчур торжественно. Это ничего, что я назвала вас мадемуазель Софи? Могу я вас так называть?
– Пожалуйста, я не возражаю, – сказала Соня.
– И это не покажется вам амикошонством? – озаботилась мадам Альфонсина. – У меня дочь ваших лет, она живет с мужем в Лионе, потому мне хочется относиться к вам, как к дочери. Когда вы приведёте себя в порядок, выходите в залу – ужин будет вас ждать.
Она ушла, осторожно прикрыв за собой дверь, а Соня без сил рухнула в кресло, только теперь почувствовав, как она устала.
Агриппина быстро переоделась, ополоснула за ширмой руки и подошла к своей госпоже.
– Разрешите, Софья Николаевна, я помогу вам переодеться и причесаться.
– Сейчас бы, не раздеваясь, так и упала в постель, – пожаловалась ей Соня. – Всё тело болит, словно его избили палками.
– Это ничего, это пройдёт, – приговаривала Агриппина, расстегивая пуговки её дорожного платья. – Вот сейчас я оботру вас прохладной водичкой, переодену в чистое белье, и всю усталость как рукой снимет.
Стол для путешественниц был накрыт в левом дальнем углу залы и выглядел сиротливо посреди немногочисленных остатков мебели.
– Этот дом знал лучшие времена, – вздохнула мадам Альфонсина, делая знак девушке лет четырнадцати, которая как раз в эту минуту внесла поднос с кофейником и чашками. – Если бы не Жавотта, не знаю, как бы я со всем этим управлялась.
Она обвела рукой залу и пояснила.
– Жавотта – дочь моей двоюродной сестры. Они очень бедны.
Девушка метнула насмешливый взгляд в сторону хозяйки, но так осторожно, что заметила его одна Соня.
"Принято у них здесь, что ли, делать из всего тайну? – подумала Софья. – Чего ни коснись, на наш взгляд, все будто имеет второй смысл. А ещё я отчего-то никак не могу чувствовать себя спокойной. Видимо, сказывается дорожная усталость. Или непривычная обстановка. Жить в чужих домах, спать на чужих постелях – к такому тоже надо привыкнуть".
Между тем, Жавотта поставила чашку и для мадам Альфонсины, та кивнула с благодарностью и проговорила:
– Спасибо, милая, иди. Со стола после уберёшь.
Наверное, девушке хотелось подольше побыть с новыми людьми, потому что удалилась она медленно и весьма неохотно.
– Город Дежансон хоть и маленький, а людей в нём бывает очень много. Наш аббат говорил, в сезон приезжает лечиться больных раз в пять больше, чем коренных жителей… Честно говоря, русских у меня давно не было.
Она, кажется, уже и забыла о том, что совсем недавно отчитывала извозчика, пеняя ему на то, что он посмел привезти к ней постояльцев, которых она якобы не держит.
– … Но вы, мой дружок, совсем чисто говорите по-французски. Я бы подумала по выговору, что вы откуда-то с атлантического побережья Франции…
– Оттуда родом была моя гувернантка, – призналась Соня, опять удивляясь про себя, как быстро осваивается с нею мадам де Шовиньи. Вроде, только что она просила Соню разрешения звать её по имени, и вот уже в ход пошел "дружок".