– Вы правы, – согласился старик. – Простите, что вынужден принимать вас лежа, но проклятая подагра все чаще даёт о себе знать… Перед вами жалкие останки Антуана де Баррас, которому в пору смерти вашего бедного дедушки было всего двадцать восемь лет. Князь Астахов был постарше меня, но мы подружились с ним по причине схожести характеров: склонность к авантюризму – вот что сближало нас. О, тогда мы ничего не боялись. Мы готовы были вдвоем покорить мир, и кто знает, как многого бы мы добились, не приди за ним смерть так рано.
– Вы знаете, как он погиб? – на всякий случай поинтересовалась Соня; уж если никто из родных её в Петербурге не знал подробностей, то что мог знать француз?
Она оказалась права.
– К сожалению, узнал спустя полгода, да и то через третьи руки. Подумать только, упал с лестницы и сломал себе шею! Совершенно нелепая смерть для князя Астахова. Нам с ним доводилось попадать в такие переделки… Впрочем, я не о том. Накануне Николя собирался приехать во Францию. Однажды уже случалось, что от него долго не было известий, так что я даже посылал с одним своим знакомым письмо для него и тот на обратном пути домой привез ответ князя: Астахов утверждал, что давно послал мне подробное письмо. Наверное, оно затерялось где-то…
Княжна знала, где оно затерялось, но не стала говорить о том маркизу де Баррас. Всё равно теперь ничего не изменишь. Но она испытывала удовлетворение при мысли о том, что события более чем полувековой давности потихоньку проясняются, а разорванные нити связываются.
– …Князя же все не было и не было, между тем, как с грузом надо было что-то решать. Я уже начал беспокоиться и, как выяснилось, не напрасно.
– Под грузом вы имеете в виду золото? – невинно поинтересовалась Соня.
Антуан де Баррас вздрогнул, но потом с интересом посмотрел на Соню.
– Как вы узнали?
– Случайно наткнулась на дедову потайную комнату. Там лежали золотые слитки. Как я понимаю, небольшая часть того, что вы получили? Кое о чём князь Астахов обмолвился в своём дневнике. А потом мне в руки ненадолго попало то самое пропавшее письмо – осталось лишь собрать воедино кусочки картины.
Старик улыбнулся.
– У князя Астахова – достойное потомство! Наверное, если он сейчас глядит на нас с небес, то радуется, – он вздохнул. – Чего я, увы, не могу сказать о себе. Вряд ли мне доведётся порадоваться за своё потомство…
Вдруг взгляд его оживился.
– Скажите, мадемуазель Софи, а вы замужем?
– Нет, – сказала Соня и отчего-то покраснела.
– Тогда, может быть, вы…
– Я не могу, – запротестовала княжна, догадавшись, что может сказать старый маркиз, – я люблю другого человека. К тому же… Неужели вы думаете, что в таком возрасте, в каком находится ваш сын, человека можно перевоспитать?
– Перевоспитать, наверное, нет, но ради любви мужчина способен на многое. Впрочем, я размечтался…
Внезапно он застонал, лицо его покрыли капли пота и де Баррас с усилием пробормотал:
– Дайте мне стакан с микстурой, на столике, тот, рубинового цвета.
Княжна поспешила выполнить его просьбу.
Жадным глотком маркиз осушил поданный Соней стакан и опять откинулся на подушку. Некоторое время он лежал, будто прислушиваясь к себе, потом улыбнулся:
– Ну вот, полегчало… Кстати, знаете, ваше сиятельство, что это лишь благодаря вашему дедушке я зажился на свете? Он подарил мне когда-то два флакончика: в одном было лекарство, снимающее любую боль, во втором… Николя ещё посмеялся: "Эликсира бессмертия я пока не изобрел, но этот десяток-другой годочков тебе прибавит". Так и случилось. Я ведь особенно и не болел ничем. Если бы не проклятая подагра!
Он помолчал и сказал, покачав головой.
– Вот я и говорю: ваш дедушка не смог сохранить свою жизнь, но, продлив мою, он обеспечил своей внучке огромное богатство!
– Как это? – не поняла Соня.
– Вы правы, говоря, что нашли у деда только часть произведенного нашими усилиями золота. Я могу добавить: это ничтожно малая часть! – он посмотрел на удивленное лицо Софьи и с некоторой обидой произнес. – Разве не для этого вы приехали в Дежансон?
– Вообще-то для этого, – призналась Соня, – но я не надеялась, что сие предприятие получится у меня так легко. Ваши же слова о том, что "богатство огромное" и вовсе меня обескуражили…
В эту минуту дверь комнаты открылась и в неё вошел Флоримон де Баррас: