- Прекрати!
- А девок... их и обнюхают если с головы до пят, ничего не увидят. Твари-то древние. Прятаться привыкшие. Их и дети бога не всегда увидеть способны были...
- Чего ты хочешь.
- Вот, другой разговор, - он ослабил хватку, и матушка застонала. - А хочу я, Ильюша, того же, что и ты. Прекратить это безобразие. Уж извини, не люблю дураков, особенно, самоуверенных. Очень жить мешают. Вот взять твоего папочку... чего ему не хватало? Богат. Родовит. При жене любимой. Детки опять же... нет, восхотелось курице орлом стать. Тьфу.
Слюна с кровью плюхнулась на границу круга.
- И призвал меня... а дальше что делать - сам не знает. Изгнать не способен. Отпустить - не желает. Вот и маемся друг с другом. Там его книга, - он указал на стол. - В верхнем ящичке. От меня он защиту поставил. А вот о тебе не думал... для тебя у него иной план. Ты для него не родной сынок, кровь и надежда, а подходящее вместилище для еще одной древней твари. Не веришь?
Сложно не поверить, когда все... так.
Странно?
- Вон, видишь, на полочке... да, тот сосуд с крышкой в виде львиной головы. Там заперт дух существа, которому... скажем так, в этом мире будут не рады.
Глиняный сосуд.
Старинный.
Древний даже. И древностью от него веет, как и силой. Рука сама потянулась было, но Илья не позволил себе коснуться. Одернул. Напомнил, что к иным вещам только в перчатке заговоренной прикасаться и можно. А лучше и вовсе не прикасаться.
- Молодец, - тварь наблюдала за ним, не скрывая своего жадного интереса. - А вот твой папаша бестолочь, уж прости за откровенность... вечно лапает, что не нужно. Ты книгу возьми. Открой... там есть заклятие... несложное. Обряд... разделить неразделимое... ты сумеешь.
Память.
И тьма, которая казалась густой, а нет, расползлась рваными лапами тумана, разлетелась клочьями. И вот уже он, Илья, листает ломкие страницы, удивляясь тому, сколь всего таит в себе невзрачная серая книжица. Она сама сокровище, и не удивительно, что отец не спешит этим сокровищем делиться.
Нет.
Илья возьмет книжицу. Ее нельзя оставлять здесь. Дух прав. Отец слишком безответственен, чтобы позволять ему играть с подобным... а вот сам Илья - другое дело.
Он исследует каждую страницу.
Каждое заклятье.
Обдумает.
Опробует? Быть может... некоторые... самые безобидные...
...и смех твари отрезвляет.
- Что, от свиньи гусь не родится? - спросила она. - Ты учти, времени у нас не осталось. Будешь и дальше восхищаться или опробуешь кое-что? Сам смотри, матушка ведь твоя... мне в этом теле, конечно, не слишком уютно, но ей, поверь, еще хуже...
...обряд.
Мел, который крошится.
И простенький рисунок, что выглядит недостаточно совершенным, хотя тварь и уверяет, будто нет нужды в совершенстве. Главное - основные узлы для привязки силы наметить.
Нож.
Жертвенная кровь. Собтвенная, Ильи, кровь, которая льется в чашу. И тварь замирает... в книге сказано, что кровь должна быть жертвенной. Неужели он это понял неверно?
- Обычно, - тварь вскинула взгляд, - Под жертвенной кровью иное понимают... твой папаша петухов безвинных резал...
- Мало этого? - Илья перехватил запястье платком.
И кольнуло, что матушка его вышивала.
- Да нет, сам факт жертвы важен... говори, - тварь закрыла глаза. - Если бы ты знал, как мне все здесь... надоело.
Древнее заклятье. Ни слова не понятно, но меж тем Илья внутренним чутьем понимает, что говорит верно. Да и как их иначе произнести можно-то? Не заклятье - песня.
Вязь слов.
И силы, которая поднимается от пола... на крови...
- Что ты делаешь? - Любляна замирает на пороге. Простоволоса, боса, в белой рубашке... и вихрь силы накрывает ее.
- Что ты... - Маленка воет, падая на четвереньки, изгибаясь. - Что ты...
- Цыц, твари...
Мать изогнулась.
И упала.
Тело ее, будто объятое призрачным пламенем, сотрясали судороги.
- Останови! - обе сестры, точнее уже не они - в фигурах их не осталось ничего человеческого - скребуться, не способные пересечь порог. - Останови это!
Илья и рад был бы, но заклятье разворачивалось, и не в силах человеческих было вернуть его.
Он только и мог, что смотреть...
...вот мать замерла.
И сестры, упав на пол, заколотились... Маленка билась затылком о пол, и под головой ее расползалась лужа крови. Любляна вцепилась пальцами в лицо... и выла, выла...
...а потом стало темно.
И темнота длилась...
...прерывалась скрипом двери.
Звуками шагов.
Холодной ладонью на голове.
- Отойдет ли? - в этом голосе слышалась забота. И он приносил спасительную прохладу.
- Должен. Молодой еще... повезло... свою кровь...
...кровью в темноте пахло, терпко и сладко, и запах этот вызывал странное желание в него завернуться, словно в пушистую старую шаль.