От же ж... ни один, так другой, но видать на роду мне писано было мужа рогатого заимети.
- Хорошо... - Арей еще ладонью раскрытою лоб погладил. - Чувствую себя знатным козлом...
Я перечить не стала. Коль чувствуется человеку, то отчего б и нет?
- Когда поедем... вот, - он вытащил из кармана колечко медное, золотой проволокой обернутое. - Я, конечно, не мастер, да только эти годы не зря хлеб ел. Понимал, что только руками своими жив и буду. Вот и... делал кое-что на заказ. А это и для себя... для тебя.
И сам колечко на палец нацепил.
А в проволоке камушки крохотные стеклянными осколочками блестят. Или не осколки, но роса будто бы? И сама проволока, в медь вплавленная, узором идет предивным, словно одна руна в другую перетекает. Гляжу и... и узор плывет, меняется.
Вот руна старшая Хааль, которая есть защита и основа. Вот троица младших... или привиделись лишь? Мелькнули и исчезли в золотых волнах.
- Защита. В том числе ментальная. Пока ты носишь, ни одна нелюдь к тебе и близко не подойдет. Ты, конечно, сама справляешься прекрасно, только... мне спокойней будет. Ладно?
Раз так... да и не только спокойствия ради. Колечко - это дар особый. Сестрам кольца не дарят.
- Спасибо.
Я колечко примерила.
И со страхом - а ну как не в руку придется? Случается такое, а этое верная примета, что не будет в семье ладу, мол, сама Божиня знак дает, что не по себе невесту берешь. Аль жениха.
Нет, скользнуло колечко на мизинец, обняло теплом ласковым...
- Пожалуйста, - Арей улыбнулся и так... открыто. - Я все сделаю, чтобы тебя уберечь...
Глава 4. Где еще сборы ладятся
Глава 4. Где еще сборы ладятся
День пятый.
«Дорогая моя Ефросинья Аникеевна, пишет тебе внучка твоя, надеюся, еще любимая, но всяко единственная. Челом бьет и справляется о твоем здоровьице. Ладно ль доехали? Легка ли была дорога? Мягки перины? Крепок ли возок? Мне-то добрые люди сказывали, что, мол, на Выжнецах вы трактиру изволили покинуть, поелику собака трактирщикова вас облаяла матерно, с того и оскорбилися, и в чистом поле ночевали. А сие для вашего здоровья нынешнего не есть пользительно.
Я перышком нос почесала, мысля, как дальше письмо писать. Третье уже... не знаю, что бабка моя с первыми двумя сделала и дошли ли они вовсе до Барсуков, но вот... пишу.
И надеюся, что очуняет она.
Одумается.
И сама ж над собою, столичною особой, посмеется еще. А я, коль буде милостива жизнь, посмеюся разом с нею. Со смеха, говорят, годков прибавляется.
Я ж так мыслю, что псина оная не со зла пасть раскрыла, а исключительно от неведения. Собачий розум куцый, где ж ему, кобелю трактирному, уразумети было, кто на двор егоный ступить изволил, милостю оказавши. Вы б ему сперва разъяснили, тогда б, глядишь, устыдился бы, поганый.
...доехали.
...пусть и ругалась бабка крепко на провожатых. И требовала немедля повернуть, дескать, дела у ней в столице преважные, не холопьего разумения, но боярское руки требующие да пригляду. Карами грозилась. И плакала. И хворою сказывалась... Станька о том весточку передала.
Тяжко ей.
Бабка, как уразумела, что не боятся провожатые гневу ейного, то капризною сделалася, что дитя малое. То ей сквозило, то грело, то прело, то перина комковата, то одеяла тяжелы...
...нонече и мы в дорогу собираемся, поедьма, а куда - мне сие не известно. Да и не только мне. По Акадэмии слухи самые разные ходют. Одные бают, что отправят нас к Верхним Бережкам, которые есть село славное, не раз студиозусов привечавшее, там, дескать, кажный год первый курс практику проходит. И местная нежить к сему привычная. Другие ж увереныя, будто бы до Бережков мы не пойдем, поелику нонешним годом там будуть ждать люди и сплошь недобрые, которые восхочут царевичей смерти лютое придать, а заодно уж всех, кто с ими буде, а потому поедем мы в Броды. Я ж мыслю так, что не будет нам ни Бродов, ни Бережков, а выберут иное место какое, из тех, которые известны мало.
Писать ли про тое, что слухи этие нарочно пущены? Чтоб, значится, ворог гадал, где ж нас встречать хлебом и солью, да метался меж Бережками злополучными да Бродами, которые тоже деревенька немалая, а ныне, чуется, и больше прежнего стала, приветивши сотню-другую стрельцов.
Нет, не буду.
Бабке оно без надобности, а попадись письмецо в чьи руки, так с меня ж за длинный язык и спрошено будет.
Ехать нам ужо через три денечки. Сперва-то разом пойдем, с целительницами, стихийниками и некромантусами нашими, которые за ради этакое оказии из подвалов своих повыползли, ходют, бродют, бледнющие, что упыри на полную луну. Кривятся. Отвыкли они за учебу от солнца ясного.