Ох, боюся...
...а еще, любезная моя Ефросинья Аникеевна, надеюся я, что свидимся мы вскорости. Практика нашая, хоть и положена, а длится все одно три седмицы, после ж нас всех по домам отпустят, чему я премного радая. Надеюся, что тогда-то и перемолвимся мы словом, поплачемся обо всем, по-своему, по-бабьи, да и обнимемся, друг друга простим за все...
Всхлипнула я.
И платочкам глаза отерла.
А после сыпанула на пергаменту песочку мелкого, чтоб скорей, значит, просохли чернила, да бумагу этую стряхнула. Запечатаю сургучом, колечком приложу, оттиск оставляючи, и хоть не родовое у меня колечко, не намагиченное, которое печать неразламываемою сделает, а все красивше.
...выехали мы на семый день.
А уж как выезжали... небось, вся столица сбеглася на этакое диво поглазеть. Про царевичей-то ведали, что училися они и цельный год проучилися, помудрели...
...ну, как помудрели. Еська, небось, ежель чудом каким и доживет до седых волос, да при том мудрости навряд прибавит. Но народу о том говорить неможно.
Неполитично сие.
Значится, сперва загудели трубы медные числом с две дюжины. Под воротами загудели, воронье окрестное пужая. И взвилися черные стаи, закружили с карканьем. В толпе-то, мыслится, разом сыскались бабки, которые в том дурной знак узрели. Да только какая ворона, себя уважающая, на месте при этаком гвалте останется?
Выстроилися перед воротами трубачи в одежах алых.
Щеки пучат, дуют в рога кривые, медью окованные.
Барабанщики стучат.
Певчие песню затягивают, царя-батюшку славят.
Тут же и знаменщики со знаменами. И ветерок полощет полотнища шелковые, отчего орлы на них кривятся да народу подмигивают будто бы. Вот вышел глашатай в шапке высокой, чтоб, значится, отовсюду его видать было, а для надежности на плечи рынды всперся. И уж оттудова волю царскую и зачитал. Дескать, словом и делом будет служить царевич всему народу, а для того отправляется ныне укрепляться в знаниях не куда-нибудь, а в Чернолужье...
...там, значится, нежить расплодилася.
А я хмурюся, силясь вспомнить, где этое самое Чернолужье искать? Уж не то ли Чернолужье, которое под Тульиным стоит? Да на семи озерах? Нежити всякое там и вправду изрядно, озера стоялые да болота для ней - самое милое место...
Глашатай же продолжал кричать, рассказываючи, какие подвиги совершит царевич во славу царствия Росского и зачета по практике ради. Ажно я заслушалася... это ж сколько нам нежити известь придется? Он, и виверну помянули... Архип Полуэктович только нахмурился.
А мне подумалось, что, как ни крути, но виверна ему родич.
Только крыластый и безголовый.
Вот глашатай и смолк.
Внове загудели рога. И трубы заорали. Застучали в барабаны барабанщики. Что-то громыхнуло. Лязгнуло. И ворота Акадэмии отворилися, первую подводу пропускаючи.
Стрельцы.
Рынды...
- Нам бы еще скоморох, - пробурчал Архип Полуэктович, в седло взбираясь. И парасольку свою открыл, на сей раз шелковую, расписаную цмоками предивными.
- Зачем скоморох?
Меня уже в Акадэмии посадили на вожжи, я их и подобрала, сжала покрепше: ну как испужается лошадка труб с рогами? Где потом ловить? У меня ж на телеге подотчетное утвари двести сорок пять единиц. Растрясет - эконом после душу из меня выколупает тою самою, дырявою ложкой.
- А без них не весело, - Архип Полуэктович лошадку свою, махонькую да косматую, больше на здоровущего кобеля похожую, чем на коня, пятками тронул. - Не зевай, Зося, наш выход... народ жаждет зрелищ.
От тут-то я согласная была. До зрелищев наш люд зело охочий. И тут уж немашечки разницы, зреть ли, как смутьяна казнят, на ярмарочных скоморохов аль на выезд царевичев.
...поехали.
Сперва целительницы, коих ажно три телеги набралося. Да те телеги они покрывалами расшитыми прикрыли для красоты. Коням в гривы ленты заплели, на дугу бубенцов повесили гроздьями, сами разоделися, кто во что гораздый. Сидят пряменько. Спины держат.
И выходит же ж! Пусть телеги и для таких выездов не предназначенные...
За ними уж стихийники, которые больше верхами. А поелику из боярских детей оне, то и кони были хороши, и сбруя. Ветерку намагичили, что по-над толпою пронесся, сыпанул серебристыми звездами, а оные звезды, на землю посыпались монетами полновесными.
Загудел люд.
Иные, особо доверчивые, и кинулись магическое золото подбирать. Сие, конечно, зря... эти монеты - иллюзия. Коснись и распадется, обожжет пальцы холодком.
Нам Архип Полуэктович так объяснял.
За стихийниками некроманты выезжали.
Телега черная. Кобыла... чуется, не особо живая кобыла, если и кобыла вовсе. Тварюка огроменная, на которой разве что горы пахать. Бухает тяжко копытами, от каждого шагу площадь вздрагивает. Махнет тварюка хвостом, и люди шарахаются... глянет красным глазом, и вовсе пятятся.