- Прости, - сказала я, - батюшка банник, что так отплачу тебе, да сам разумеешь, выхода у меня иного нет...
И огневика на ладони сотворила.
Хорошего.
Толстого да желтого. Зашипел он, тяжко огню серед воды, едва ль не погас, но я не позволила. Кинула в дверь, силой напитавши. И оскорбленное пламя вгрызлось в дубовые доски. Наскрозь прошло, а дыра получилася ладной, аккурат под руку. Я руку и сунула. Пошарила, нащупала прута, который в ручки всунули, да и вытянула.
Вышла...
Пуст предбаничек.
Только дверь приоткрытая на ветру ходит, поскрипывает.
А одежа моя на пол брошена, да сверху золою присыпана... вот кошки лядащие! А еще боярского звания, крови царской. Иная холопка побрезгует этак пакостить! Ну ничего, вразумлю... так вразумлю, что мало не покажется.
И простыночкой обернувшись, благо, сыскалися и простыночки, заботливою Марьяной Ивановной приготовленные, я из бани вышла. Далече идти не пришлося, оно и к лучшему, когда б искала боярынек моих по всей-то веске, глядишь, и поостыла б, а тут...
Сидят на лавочке курочками распрекрасными. И Егор-петух перья перед ними пушит, ногой скребет, квохчет чегой-то изящественного... Маленка цветочки перебирает.
Щечки румянятся.
Глазки опущены.
А скрозь ресницы нет-нет, но на Егора поглядывает. Тот и раз стараться, только пуще расходится, руками машет... что, про житие свое расповедывает? Или подвиги былые?
Я губы поджала, прута, с которым вышла, перехватила поудобней, и к лавочке направилася бодрым шагом. Девки-то, меня завидевши, обомлели.
А после заголосили.
Маленка, юбки подобравши, на лавку вскочила.
Любляна сомлела... почти сомлела, и на лавку этою упала, растянулась, рученьку уронивши.
- Зослава, ты что? - Егор перед лавкою встал, плечи расправил, защищать, стало быть, собирается. Мыслю, до последнее капли крови, ага... нашел ворога.
- Я ничего, - ответила и, прута в колечко согнувши, Егора рученькою-то отодвинула. Может, и воин он, и царевич, и магик, и всяко мужик, хоть не матерый, да немалый, но больно уж злая я была, чтоб возюкаться.
- Ты не посмеешь! - взвизгнула Маленка.
Посмею? Не посмею? Поглядьмо еще. Прута этого, кольцом гнутого, я ей на шею воздела.
- Еще раз удумаешь так пакостить, то и затяну, - пообещала, в глаза глядючи. Уж не ведаю, поверила она мне аль нет, но глаза этие нехорошо так блеснули.
- Зослава, что ты себе позволяешь!
Егор подскочил и за руку вцепился, дернул, силясь меня с места сдвинуть, да силы у него не те, вот у наставника, может, и вышло б...
- Зослава!
А мы с Маленкою стоим.
Глядим друг на друга.
- Совсем ваша холопка распустилась, - с кривоватою усмешечкой сказала она. - На людей кидается. А если в другой раз она этим прутом мне голову раскроит? Или Любляне, которая...
...застогнала жалобно, да только за дорогу я к этим стогнам попривыкла маленько, потому и не трогали больше они душеньку. Любляна глаза приоткрыла. Рученьку ко лбу прижала, точно проверяя, не укатилась ли куда головушка ейная...
Села.
- Зослава, немедленно извинись!
- Чего? - я на Егора поглядела, он всерьез это? Стоит, руки в боки, глядит исподлобья, хмур да зол... выходит, что всерьез.
Значится, как зелье за него варить да расписывать в работе пользительные свойства трав, то тут я мила, а как перед боярыней хвост пушить, так Зослава ворог?
- Это невыносимо...
Глаза Любляны слезами наполнились.
- За что нам это?
- Не волнуйся, дорогая... наберись терпения, - Маленка с лавки соскочила, сестрицу за плечики приобняла, гладить стала да успокаивать, но так, чтоб Егор слышал. - Мы выдержем... не такое выносить приходилось... а тут... ничего страшного... подумаешь, девка... это ж не беда...
- Зослава, - Егор брови насупил.
- Я уже двадцать годочков скоро, как Зослава, - меня насупленными бровями не проймешь. Даже смешно становится. Неужто не видит он, что сии причитания - для его особы?
- Простите мою сестру... она натерпелась, только решила, что... все позади, а тут снова, - Маленка на Егора глядит, да не прямо, будто бы искоса. Ресницы порхають, что крыла у бабочки.
На щечках румянец.
- Мы только-только обживаться начали...
...в моем, за между прочим, доме...
- ...как тут Илья требует, чтобы мы, все бросив, с ним отправлялись... и куда? Разве здесь место для девушки благородного рождения?
И рученькой так обвела.
А что? Деревня, она деревня и есть, хоть и запустелая. Дворы от. Плоты покосившиеся. Дома темные. В иных и крыша провалами. Лебеда да бурьян. Оно, конечно, не терем, а все крыша над головой будет.
- Привез. Бросил... сказал, обустраивайтесь, - Маленка это слово выплюнула и на слезиночку расщедрилася. Я прям залюбовалася этаким скоморошеством, того и гляди, сама поверю, что жизня у них с сестрицею вовсе невыносимая. - А в доме-то грязища...