- Зося...
Егор на меня уставился. А чего я? Я за боярынями ходить не нанималася. Об том и сказала.
- Коль не по нраву, пусть приберутся, - и тоже на него уставилася.
- Они ж не могут сами!
- Отчего? Неужто руками Божиня обидела?
- Видишь? - Маленка поближе к Егору подступила, за рученьку взяла, к плечику притулилась, что вьюнок к стене. - И что нам делать?
Я хмыкнула.
Стоит царевич, столп столпом, только башкою крутит. Ведь разумеет, поганец, что не в его силах меня прибираться заставить, ибо не имеет он надо мною власти, но и боярыням сего сказать, значится, в своем бессилии расписаться. А ему ж охота покрасоваться.
Защитником побыть.
Ага...
- Сперва пылюку вытрите, - сказала я, простынку поправляючи, - после влажною тряпицей протрите. Окна, коль свету охота, тоже помыйте. Столы поскребите, лавки там... после уж пол месть надобно. И помыть... воду вам Егор принесет, верно?
Тот, дубина строеросовая, и кивнул. Мол, конечно, принесу... после-то спохватился.
- Зослава!
- Чего, - я на него гляжу и тоже ресницами хлопаю. Я ж не со зла, я ж советы даю.
За советы людев благодарить надобно, а у него прям-таки желваки ходют. Надобно чего-то сказать, а чего - он не ведает.
- Теперь ты видишь, - затое Маленка за словесями в карман не лезла. - Она совсем стах потеряла... и совесть... глумится над нами, над сестрицей моей... а той и без этой девки невыносимо... она же... она...
И вновь зарыдала.
- Что за вода на ровном месте? - откудова взялася Марьяна Ивановна, я не увидела. И не только я, потому как подскочили девки, и Егор за шабельку схватился. - Скор ты, царевич... аккуратней, а то порежешься еще. Лечи тебя потом.
Стоит старушка в летнике зеленом. Волосы седые платочком прикрыла, да хитро, концы платка надо лбом вывела, узелком завязала, а в узелок тот перо вставила птицы заморское, павлина сиречь.
На плечах шалик.
В руках спицы.
И те спицы скоренько так мелькают, накидывают петельку за петелькой, меняя лицевые с изнанкою. Ох и любопытственно мне стало, что за узор такой она сотворит, поглядеть бы на него хоть глазочком.
- Так о чем рыдаете, боярыньки? - молвила Марьяна Ивановна, впрочем, безо всякоего почтения. - И ты, Зославушка, сказывай, что в виде этаком непотребном по деревне разгуливаешь, мужиков в смущение вводишь...
От тут-то и я, и Егор про простыночку мою вспомнили, да разом зарделися.
- Имущество, опять же, портишь, - Марьяна Ивановна спицей в прут мой, колесом гнутый, ткнула. - Кто ж тебя, сердечную, довел до страстей этаких?
- Они и довели...
- Врет! - поспешила откреститься Маленка.
- Они меня в парной заперли, - я не стала выдумывать, не горазда я на фантазии. - От и осерчала немного...
- Хорошо, что немного... - закивала Марьяна Ивановна и на девок взгляд перевела. - Значит, в парной...
- Это не мы! - ожила Любляна, за сестрицу хватаясь. - Мы там и минутки не пробыли... она... она...
- А вы иль не вы, это легко проверить. Сейчас кликнем Архипушку, чай, не откажется дознание провесть, кто там чего творил... сымет слепок, времени-то прошло немного...
- Она сама виновата! - Маленка сестрицыну руку стряхнула.
- Неужто? Сама себя заперла? - спицы остановилися.
- Нет... это глупо... но мы озлились... хамила она... все время хамила...
- И за хамство вы ее убить решили?
- Баней? - фыркнула Маленка. - Когда это магичку баней убить можно было? Мы же знали, что она выберется, так... признаю, глупо, но мне за сестру обидно! Она страдает...
И Любляна послушно захлюпала носом, страдание, значится, выказывая. Слезы потекли по щекам, иные ручьи весною помельче будуть. Егор налился краснотою, больно, стало быть, на слезы этие глядеть. Оно и верно, еще бабка моя сказывала, что будто бы мужики до слез бабьих зело пужливые. Не все, но некотороые. Выходит, Егор из них.
- Ваша... Зослава, - а имя моя произнесла, что выплюнула, - ее жениха приворожила!
- Чегой? - от тут уж я озлилася. Приворот - это ж не забава, а волшба запретная, пущая и не на крови, а все одно жизню поломать способная.
И меня в том обвинять.
- А что, скажешь, не приворожила? Посмотрите, Любляна всем хороша! Да любой рад был бы ее женой назвать. Красива. Умна... скромна... роду хорошего. Царской крови! - это она сказала громко, что наверняка все услышали, даже ворона старая, на крыше примостившаяся. - А этот... рабынич на нее не смотрит!
От разобралися, чего им надобно. Хорош им Арей или плох? Ежель плох и не достойный царское крови, то чего страдать, что не смотрит? Вона, Егор смотрит, ажно заглядывается...
- Понятно, - Марьяна Ивановна спицы прибрала и на меня поглядела, не то с насмешечкою, не то с жалостью. - Что ж вы, Зослава, чужих женихов провиражваете?