Замерло оно.
Ан нет, почудилось. Женщины в тягости мнительны да пужливы. Ворочеется. И пяткою в бок пихает, спать ему охота. Красава ж разговоры разговаривает, дурища.
- Простенький. На удачу... и на богатство скорое... пара линий. Пара слов. И черная курица, которую дядька украл. Денег у нас не было... я ее на перекрестье дорог резала. Сама. Своими руками. И кровь лила. И говорила... слова на древнем языке писаны были, а я говорила... легко так... - Беруся коснулась живота. - Мальчик будет. Ишь какой...
- А мне говорили, что девка... живот-то круглый, а когда мальчик, тогда с горбиком. И на семках еще гадали, - Красава вдруг покраснела, стыдно стало за этакую дурость. На семках гадание - не гадание вовсе, блажь да глупство.
- Мальчик... это хорошо... - Беруся замолкла и улыбнулась. - Помнишь, мы на том подворье старика встретили... он очень сердцем маялся... а дядька ему травку дал... и тому сразу легче стало?
Красава покачала головой.
Не помнила.
Дорогу вот... утомила ее дорога. Лошадка брела, телега качалась. Дядькина жена плакать бросила, но стонала, жестко ей было лежать. Или душно. Красава подле сидела. То водицу подносила, то пот со лба отирала, то виски терла листами мяты, чтоб головную боль снять. Есть уговаривала... как у пруда стали, то и мыть помогала.
...готовила.
...а самой кусок в горло не лез, страшно было, оттого, что впереди ждет, и оттого, как бы дядечка назад не повернул. Как добрались до двора постоялого, она и вовсе ошалело. До чего людно. Суетно. И все-то спешат. Собаки под ногами шастают. Мальчишки чумазые меж телег суетятся, кого вперед тянут, кого прочь пихают... кони, люди...
- Не помнишь, - с какой-то печалью произнесла Беруся. - Ничего... ничего страшного. Память, она такая... хитрая... я вот забыть бы хотела, а не выходит. Тот старик... с него все началось. Он дал за травы монетку. А отец сел играть и выиграл двадцать золотых. Огромные деньги. Мы тогда вночь уехали, чтоб никто за эти деньги да по горлу... так дальше и пошло. Я обряды проводила. Он играл. В деревнях по-малому, копил, чтобы было с чем... а в столице уже нашлись другие игроки. Главное, чтоб удача не подводила. А я ее прикармливала. Кровью. Уже не только куры... нет, не думай, Красава... мне это нравится начало. А что? Когда еще мне столько почету? Он же смотреть иначе стал... с уважением. Понимал, чьею силой... дело начал. Так в деле торговом тоже без удачи никак. Я не буду лгать, что только для него работала. Нет, и для себя, естественно... знала, что не больно-то хороша... помнишь, какой я была?
- Смутно, - призналась Красава.
- Нехороша... тоща... правда, я и сейчас не в теле, но это ерунда... волосы редкие. Сама серая, как мышь... а были обряды... в этой книге такие обряды были... - Беруся вздохнула. - Как устоять? Если с удачей получилось, то почему с красотой не вышло бы? И всего-то надо, что пара слов и кровь... своя... когда на себя обряд делаешь, то своею и платишь... если хватит... своей крови... мы ведь родня, верно? Там все друг другу родня, потому и дети слабыми родятся. Мне магик объяснил... магики многое знают, но знанием своим не спешат делиться. А во власть лезут, особенно бабы хороши... наберутся дури и думают, что, раз дар у них, то все им дозволено... книгу мою украли... ничего, я и без нее нужное помню...
Она рассмеялась и, поцеловав Красаву в щеку, сказала:
- Давай спать.
- Замуж...
- Что? Ах да... вышла я... отец так повез, авось приглянемся. Мало ему было богатства... жаден сделался. А мне подумалось, почему б и вправду царицей не стать? Осуждаешь?
Красава покачала головой. Кто она такова, чтобы судить?
- Это мне дорогого стоило... чтобы он... знаешь, каков он? Ты любишь мужа?
- Да, - Красава ответила легко, да и как еще сказать? Она ведь и вправду любит. Он пусть и старше, пусть порой мрачен, брюзглив или еще ворчит, особенно когда погода меняется, но ведь не со злости, раны старые болят.
И ей нравится это ворчание.
И то как вздыхает он, когда Красава руку на плечо кладет. Успокаивается.
- Завидую, - Беруся легла на бок и руками живот обняла. - А я... он старый уже... и умирает... он знает, что обречен, потому и бесится... спешит... ни одной девки мимо не пропустит. Ублюдков наплодил... все боится, как бы венец царский брату не отошел... книгу завел, в которой всех своих ублюдков поименно... от кого и когда... и сколько лет... знаешь, сколько их?
- Нет, - Красава погладила сестрицу по щеке. - Пустое...
- Нет, не пустое... три дюжины! Представляешь? И ладно бы от холопок рожденные, от рабынь... они и сами не знают, какой крови. И плевать на них. Пусть себе живут, как оно живется. Но есть же и другие! Те, которые от боярских дочек прижиты. А бояре... они меня ненавидят. Я им ничего не сделала, а они ненавидят... ждут и не дождутся, когда помру... трижды травить пытались. Проклинали. Только я проклятия их им же возвращала. И смеялась, когда они кровью захлебывались.