...было как прежде.
Девка, правда, затуманенная, задурманенная. Шагнула и ухнула в болота, и ни следочка не осталось. А люди, столы из хат вынесли, укрыли скатерочками, снедью заставили, выкатили бочки с хмельным пивом. Празднуют, стало быть.
И так мне с того празднования тошно сделалося... почти забыла, что сон сие.
Просто сон.
- Так и жили... Надежа еще две свадьбы пережить сумел, а после слег. Ноги отказали. До самое смерти своей не поднимался. А отходил он муторно... ко мне отец младшенькую послал. Заслышал, что Надежа канает, вот и... забоялся... силу-то передать надо кому... а кому? Отец меня любил. Не желал тяжкое колдовское судьбины. Но как было Надежу бросить одного? Я от него только ласку и видывала. Осталась... и староста наш, как смекнул, к чему дело идет, скоренько объявился. Стал меня уговаривать, чтоб, значит, силу приняла. Кому как не мне? Я ж своя, с маленства он меня знает, ведает, что на дурное тратиться не стану, что буду договор блюсть и благоденствие нашее длить. И уж так упрашивал... Надежа, тот старосту как видел, так прям трястися начинал. Погнал бы, когд б мог, да только куда ему? И я кто? Девка... слухаю, и вроде как верно он все сказывает. Надобно беречь дом... сестер моих... оне-то замуж повыходили, детки пошли. Как этих деток да в старый мир выкинуть? И их же подбил, что Ласкава, что Нежана ко мне кажный день бегать повадились, плакаться... мол, помрет мой муж, и что тогда со всеми нами будет.
Старуха тронула лужу, которая внове стала лишь лужею.
- И сдалася я. Не выдюжила... страшно было? Было. Когда час пришел, мне Надежа велел из дому идти. Я и вышла. А после дверь-то приоткрыла, шмыгнула тенью... он уже и не узнавал никого. Лежал на лавке, сипел, хрипел... метался в горячке. Я подошла и руку на лоб положила. Сила-то и перетекла... горячая и холодная разом. Как вода ключевая. А он в последний миг глаза и открыл. Спросил, что, мол, делаю? А я ему сказала, что не хочу, чтоб он мучился. Соврала в последний-то миг... или не соврала? Всей правды не сказала. Он-то понял. И усмехнулся так... молвил, что все ответы в той книге, которую я храню. Чтоб прочла ее, но больше никому не показывала, что книга этая многих на дурное подбить способна.
Запах рыбы сделался тяжелым.
Этак пахнет на нерест, когда выходят рыбачьи широкие лодки, тянут сети, городят русло, а после вывозят, вываливают на берегу горы живого серебра. Тогда-то рыбу и потрошат, возвертая потрохи в воду, и чистят, и тут же солью крупною засыпают, нанизывают на бечеву, чтоб сохла, значится.
Дурной запах.
И скользкие от рыбьей крови руки.
Пальцы, чешуею исцарапанные. И тошнота, что к горлу подкатывает... нет, не любила я такие дни, благо, длилися они недолго.
- Книга... я в нее не сразу заглянуть посмела. Надежу сама хоронила. Никто из села мне не пожелал помочь. Обернула в холстину, взвалила на лапы еловые. Сволокла к вырубкам да костер сложила... наши-то в последнее время все больше болоту кланялися и мертвяков хоронили в багне. Оно так и проще... небось, болото все примет. А дрова дороги... вот...
И вновь потекла жизнь в селе. Глядела я на нее и дивилась.
Вот встали по границе вешки резные, да не с Божининым ликом, и не с сестрицы ее, которые, знаю, ставили порой, чтоб минули село Чума да Холера. Нет, резали на них харю плоскую, будто рыбью, с бородою длинною косматой...
...шелестела страницами книга заветная.
...делилась знанием.
...и вот встал посеред села дом для ведуньи Пересветы. Лег на плечи ее платок узорчатый, шерстяной. Идет она, хранительница, метет дорожки подолом душегреи плюшевой. На шее - ожерелье из жемчуга в три ряда. На руках - запястья золотые да с каменьями.
Важна.
И кажный встречный ей кланяется.
Матушкой Пересветой величают, испрошают об удаче.
...тиха книга, мала, на сером пергаменте писана да так, что каждый прочесть сподобится. И пусть толщиною она с мизинчик, а зачарована так, что на каждый вопрос ответ даст.
Договор продлить?
Продлят.
Накроют столы свадебные по новому обычаю. Угощение выставят богатое. И нечисти на болото снесут, что пирогов хлебных, что щук, целиком запеченых. И сливянкою не обидят, хотя иные мужики и поговаривали, что дурное это дело - сливянку в трясину лить. Им там, в багне, и первача хватило бы.
Не суть.
Главное, что выведут из избы ведуньи невесту.
Приоденут.
Закрутят в покрывала драгоценные, но босую оставят по некому своему обычаю. Накинут на лицо платок, чтоб не видеть ни лица этого, ни взгляда задурманеного. Отведут к краю багны и поклонятся вслед: мол, вот тебе новая жена, Хозяин вод, краше прежней.