Потом - городком, там и городом... а после вокруг города этого иные собрались. Перешли, стало быть, под руку правителя мудрого и справедливого, которого после царем нарекли.
Арей знал легенды.
Даже те, которые по нынешним временам сущею крамолой были, про то, что, может, и благословен был молодец тот Божиней, кровью от крови ее был, а вот девица, не иначе, чародейкою Мораниной значилась. И околдовала она царевича.
Одурманила.
Смешала кровь с кровью, связала с родом, чтобы белого и черного поровну было...
Так ли это?
Арей не знал.
Вот про становление царства Росского он многое понять успел. Конечно, летописи пишут, как оно победителям угодно, и в них царь выходил умен и справедлив, люб народу, мил боярам, что пряник печатный сладок. Но нет-нет, а проскальзывало, когда словечка, когда и два, что не все так просто.
Легко.
...про земли пожженные писали, будто бы покарал царь смутьянов.
...а холеру с чумою не иначе, как Божиня наслала, чтоб город упертый, не желавший свободу утратить, под руку премудрого правителя пошел.
...писали... и про чуму, и про холеру, и про лихоманку черную, которая одни земли сиротила, а на другие и ступать не смела... про мертвяков и нежить расплодившуюся... про то, как пошла гулять по землям князей удельных легенда, что, будто бы в царстве Росском люди горя вовсе не знают, не болеют и слез не льют. И всего-то надобно - поклониться.
А князья упрямы.
Не желают власть уступать.
И запылали терема. Сверг народ обиженный Святогора-Ратоборца, позабывши, как пятью годами ранее он азар воевал и многих полонян вызволил. На колья подняли и Витонга Честного со всеми его чадами и домочадцами... полыхнуло в Свейском уделе... и Святозаричи, испужавшися, согнули спины пред тем, кого уже именовали царем.
И пред прекрасною женою его, коия за князей мужа просила, чтоб помиловал и суда не чинил.
Помиловал.
Так и прослыл в летописях, Милосердным да Мудрым. И правил, если верить, лет двести... и значится, был он магиком, не иначе. Только магики столько живут. А жена его, как писано было, взошла за мужем на костер погребальный.
От любви ли?
Мнилось Арею, что не в одной любви дело было. А как? Пожалуй, он не отказался бы узнать, глядишь, и понял бы, чего ждать ныне.
От палат царских.
Стоят... строились и перестраивались не единожды. Ширились, разрастались. Теснили дома и домишки, грозили вовсе выбраться по-за границу стены каменной.
Белые.
Чистые издалека.
Ажно глаза слепят.
Оконцы узенькие, махонькие, разноцветными стеклами затянуты. И в каждом - узор особенный... Арей прежде-то не приглядывался, случая все не было.
А ныне выпал.
Вот сидит дева прекрасная, с волосами золотыми, которые будто река расплылись... вот склонился пред ней молодец, колечко протягивает...
Вот цмок сказочный крылья распростер, головы повернул, желая молодца сжечь, но берегут его кровь благословенная и любовь девичья.
Красиво.
Только вряд ли правдиво.
Вот встал перед царем молодым частокол из копий. И небо разверзлось над войском вражьим, ощетинилось молниями, того и гляди сотрет супостатов.
Вот корчатся в муках вороги...
...и склоняют головы непокорные князья, признавая над собой власть царя. И он, милосердный, руку простер, с которой свет изливается негасимый.
А за плечом им виднеется тень-царица...
...та, златовласая, осталась в прошлом, и ничего-то в круглом красивом ее лице не было от нынешней, точнее в нынешней не было ничего от прежнее, кроме, пожалуй, взгляда. Та, другая, мнилось Арею, глядела б точно также, спокойно и равнодушно даже. И если вспыхивала в темных глазах искра интереса, то был это интерес барышника, каковой к новому коню приценивается.
Конем себя Арей и ощущал.
Спешился.
И кинул поводья холопу. Огляделся...
...велик двор, да все одно тесен.
Пролегла по камням красная дорожка, и бояре по обе стороны ее встали стеною. Враги? Быть может... но до чего похожи.
Плечи широки, а из-за шуб и вовсе необъятными глядятся. Высятся посохи, золотом окованные, каменьями украшенные. И выше их - лишь шапки, у кого медвежья, у кого бобровая. Волчинские, не изменяя заветам прадеда, волчьи носят и из дурного летнего меха. На ком другом смешно гляделась бы, а с ними не вяжутся, знают норов лютый и память добрую...
Стоят бояре.
Разглядывают.
Не перешептываются даже.
Только от взглядов их ворочается пламя, готовое вспыхнуть... а ненависти нет. Недоумение? Удивление? Неужто и вправду сделает то, об чем нонче утром перешептывались? И эта женитьба... разве может быть, чтобы всерьез она встала?
Нет, шуткует царица-матушка.
Арей шел.
Медленно.
И голову держал, как учили. Плечи развернул. Пусть и не лежит на них шуба отцова, да и посоха ему не досталось, но все одно, принял имя, принял чин, а значит, и себя держать надобно сообразно.