— Хватит. Я понял.
— Вряд ли. Нельзя понять, пока не подержишь ее в руках.
— Приходилось.
— Даже так? И что тебя остановило?
— Отцовский ремень.
— Действенное средство, полагаю.
— Еще какое. — В темноте не видно усмешки. А ныне и вправду смешно. Годы тому Арей обижался на отца, а выходит, спас его. Вряд ли бы тот Арей сумел устоять перед искушением.
Одно заклятье.
Другое.
— И чего ты хотел? Впрочем, не мое это дело. Она всегда показывает именно то, чего человек хочет. И чего может достичь. Простое заклинание, которое требует толики силы и пары капель крови. Сначала пары капель, потом… кровь к крови, сила к силе… от этого сложно отказаться добровольно.
— У вас получилось?
Молчание. И слышны голоса стражи, такие далекие, но обманываться не стоит. Одно ее слово, и стража окажется в ночном саду. Да и слова не нужно, достаточно лишь желания. К чему рынды? К чему дворцовые магики? Есть у нее тот, кто доберется до горла Ареева куда как раньше.
— Иногда кажется, что да… но потом все снова меняется. Я скажу лишь, что сперва пришла в ярость, а потом… порой я испытываю к тому, кто лишил меня книги, глубочайшую благодарность. Я не могу вернуться в прошлое и изменить все, но я хотя бы могу попытаться не менять настоящее.
Арей не стал спрашивать, получалось ли у нее.
— Мирослав искал знания… не важно какого, но желательно такого, которого больше никто не знает. Такое своеобразное честолюбие. Михаила сделали магом, а у Мирослава пусть сила и была, но не такая, чтобы из нее толк вышел. Вот и нашел способ… самовыразиться. Как она оставила книгу надолго?
— Она?
— Не секрет, что мой супруг отличался некоторым… женолюбием. А бояре в том потакали. Меня же они именуют распутницей, хотя, видит Божиня, я не знала другого мужчины. Но увы, такова жизнь… у него были любовницы случайные, а были и такие, которые могли и желали претендовать на нечто большее, нежели общее ложе. И общий ребенок.
Зверь теперь глядел в Арея.
Видел…
Что видел? Не скажет.
— Меня это не могло не огорчать. И я воспользовалась случаем, чтобы удалить их от двора…
Предельная откровенность? Пока еще нет. Если Арей задаст вопрос, он получит ответ. Но он не задаст, поскольку подобные ответы опасны для жизни.
А жить еще хотелось.
— И конечно, это не всем пришлось по нраву. Далеко не всем. Думаю, книгу украл кто-то, кто знал, как с ней обращаться… а Мирослав стал временным хранителем. Я даже не стала пытать его об имени… это больше не имело значения. А что имело? То, что он обеих дочерей отводил в подвалы… подумай об этом, боярин.
Тварь поднялась, махнула переломанным хвостом. Оскалилась, будто улыбаясь: мол, а ты, дуралей, поверил…
Поманили пальчиком воспоминания. Слезинка покатилась по девичьей щеке. И готов спасать, пусть и не ценой своего счастья, но готов ведь.
— Расскажите. — Арей пересилил себя.
Уйти?
Его отпустят. Позволят. И даже не станут напоминать, что невесту неплохо бы женою сделать… если крепко повезет, то и вовсе позабудут про то, что он есть.
Или не позабудут?
Твой выбор, Арей, как играть в царские игры, с открытыми глазами или уж как получится…
— Расскажите, — повторил он просьбу. — Что можете.
— Видишь, а я тебе говорила, что мальчик сообразительный, — сказала царица твари, и та широко осклабилась, мол, конечно, сообразительный. А еще везучий, как уцелел…
ГЛАВА 22
Где у каждого своя правда
— Меня не должно быть на этом свете. — Царица поднялась и щелкнула пальцами, позволяя раскрыться радужному пологу щита.
И значит, и вправду маг она.
— Так, во всяком случае, считал мой дед. Он придерживался старой веры, точнее, не веры… вера, мальчик, не устаревает в отличие от правил, которые надо соблюдать. И когда-то давно кто-то из царей решил, что некоторые правила слишком… жестоки? А может, имел другие резоны… тебе ли не понимать, что многих целей порой можно достичь одним ударом.