Била я не сильно.
Не от души и не от обиды, которая мигом разошлась, будто ее и не бывало. На пьяных да на малых не обижаются… и еще на разумом скорбных… и отчего-то мне так радостно сделалось. Не от виду Ареевого, но от слов Еськиных.
Стало быть, Кирей… и вновь же, иродище, ни словечком…
…хотя когда?
Дай, Божиня, памяти. Я его давече не видывала… а дня три и не видывала. Еще удивлялася, куда ж делся он и отчего сие не вызывает у Архипа Полуэктовича беспокойствия.
…значится, пили.
— Я ж… я… — Он покачнулся и дыхнул перегаром. — И-извини… я… к… к тебе… ш-шел… и в-вот…
— Пришел, — помог Еська, рукав выпуская. — Зось, ты уж приглянь за ним, добре? Кирей в отключке, а этот… он же… того…
— И этого. — Я махнула рукой. — Иди… Еська… и другим разом лучше сами упреждайте, чем слышать от кого…
— Я бы сказал. — Еськино лицо вдруг стало таким… как у старика. — Если бы мог говорить, когда желаю… я бы сказал, Зослава. Клянусь своей силой.
— Верю.
— Спасибо.
Он отступил.
— Скоро уже… летом все решится и… до лета ведь доживем?
— Доживем…
Куда ж мы денемся.
— Скажи хозяину, — попросила я, — что мне б кваску холодненького белого… и Кирею пусть поставит. Небось тоже голова гудеть будет.
Квас от похмелья — первое дело. А еще тетка Алевтина была мастерицею варить густой суп на говяжьих мослах, с травами, с перцем острым…
— Зослава. — Арей сел на траву и глаза потер. — Я пьяный…
— Пьяный.
— Я к тебе идти… х-хотел идти… а… вхрм… — Он мотнул головой и болезненно поморщился. — А он и грит… в-выпить надо… п-пропить нвесту…
…невесту сговоренную и вправду по обычаю пропивали всем селом. Батька невестин для того самогон загодя гнал, когда баклагу, когда две…
— И я… чуть-чуть… — Он пальцы свел. — К-каплюшечку… смую…
— Дурень. — Я села рядом и пригладила встрепанные его волосы.
От что нам ныне делать-то?
Смех.
И слезы.
Сбегчи, как в сказке, на край мира? Но, мыслится, меня и на краю, и за краем отыщут. Да и Арею царица не простит.
— А у меня вот, — он поскреб лоб, — с-свербит… р-растут… Кирей грит, это сила в-врнулась… тперь с ргами буду.
И вправду на лбу евонном будто бы две шишечки пролупились, пока махонькие, бледненькие. От же ж… оно, конечно, от рогов этих польза невеликая, да и вреда немашечки. Пускай себе…
— Будешь, как есть будешь. Приляг.
— А ты?
— А я посижу.
— Не… — Арей покачал головою. — Не хочу лежать. Я с тобою хочу.
— Я рядышком посижу…
Он все ж таки лег, растянулся на зеленой траве. Положил голову на колени мои, глаза закрыл. И успокоился, как-то от… поняла я, что успокоился.
И мне хорошо стало.
Не знаю, как оно там еще будет. Царева невеста дареная никуда не денется, как и мой жених заклятый, а все одно, они существовали, но где-то вовне, там, за чертою старого сада, в котором отцвела черемуха, но запах ее остался.
Арей дремал.
Я сидела, веткою зеленой комарье разгоняя. От же, магики магиками, а противо кровопийцев этаких заклятия не придумали. Ничего… может, я сподоблюся. И тогда войду, как говаривала Люциана Береславовна, в анналы магической науки.
Мысль сия была приятною.
ГЛАВА 6
О головах болезных и снах вещих
Арей открыл глаза, когда уже темнеть начало. Весенние деньки легки и обманчиво теплы, а все ж под вечер холодком тянет, да и трава от рос сыреет.
Вечерняя роса — она особая.
И сил прибавляет, и здоровья. Омой глаза — и уйдут слепые пятна. Рану оботри — и гной из нее выйдет, выплеснется. Кожную какую болячку тоже излечит…
Младенчиков вечерняя роса от больного живота спасет.
Матерям возвернет покой. А если с хлебною корочкою ее съести да зажевать листом мятным, то и молока прибудет — верное средство, бабка им не раз пользовалась. Девки в росах волосы полощут.
И лицо умывают.
Старики — примочки делают для ног больных…
…да и здоровым она не во вред, если, конечно, не развалиться на тех росах, как Арей. Я уж и будить подумывала, хоть и сладко он спал, спокойно, да как бы не застудил спину.
А он сам глаза открыл.
Уставился в небо сизое.
— Ты не ушла?
Небо весною, что девка перед ярмарокою, один за другим наряды меняет. То синевой убирается, то ружовым, то лиловым, как от ныне… и гляди на него — всяк день иное.
— А надобно было?
Глаза ясные.
И пусть пахнет от Арея брагою, да ныне тверез.
— Не надобно… давно так?