Глава 4. О царевиче Евстигнее
Ножи входили в деревянный щит.
Мягко.
Что в масло.
Только масло щепой не брызжет, да и щит... держится, холера, но Евстя чуял - еще немного и упадет, а то и вовсе рассыплется.
- Долго будешь маяться? - поинтересовался Лис, которому глядеть на сие было муторно. Он ходил кругами, не способный остановиться.
Сгорбился.
Голову в плечи втянул. Поводит, ловит запахи. Что чует? Что бы ни чуял, Евсте этого не понять, а потому Лис и рассказывать не станет. Если кому и обмолвится, то братцу своему.
Сколько лет, а эти двое наособицу. И не сказать, чтобы вовсе чужие - нельзя остаться чужим, когда живешь с человеком бок о бок, день за днем, когда видишь, как он ест, как он спит...
- Если скучно, иди себе, - сказал Евстя, отправляя последний из десятки.
Это прочим казалось, что ножи у него одинаковые.
Разные.
Как люди.
Первый номер тяжеловат. И рукоять его поистерлась, но в руку ложится, во всяком случае Евстину. Второй вот при броске вправо норовит уйти, на волос всего, однако, не зная этой его особенности, в цель не попадешь.
Третий...
- Нельзя, - Елисей упрямо мотнул головой и присел на корточки.
Уперся растопыренными пальцами в землю да так и застыл. Ни живой, ни мертвый. Глаза полуприкрыты. Голова опущена. Под тонкою рубахой обрисовывается горбатая спина. Этак и вправду перекинется.
...а четвертый, будто противореча братцу, влево уходит. У пятого на лезвии три зазубрины, и пусть Евстя пытался от них избавиться, выглаживал сталь точильным камнем, но зазубрины, что шрамы старые, вновь и вновь появлялись.
Может, и есть шрамы.
- Иди. Что тут со мной станется?
Евстя подошел к щиту.
И замер.
Чужой человек разглядывал его ножи. Пристально так разглядывал. С интересом. Этак люди на медведей глядели. И на самого Евстю раньше, до того, как имя ему подарили и другую жизнь... смотрели и прикидывали, сумеет ли тощий паренек побороть хозяина леса?
А если не сумеет, то сколько продержится?
Один звон?
Два?
И вовсе стоит ли золотишком рисковать в этакой предивной забаве?
- Не волнуйся, он нас не увидит, - человек поднял руку и за спиною Евстигнеевой поднялся щит. - И внимания не обратит, что ты ненадолго исчезнешь.
- Ножи не трогай, - Евстигней терпеть не мог, когда кто-то руку к его клинкам тянул.
И человек предупреждению внял.
Убрал.
Еще бы и сам убрался. Но он стоял за исщербленною стеною щита - точно развалится, если не с первого, то с шестого удара точно... шестой номер срывается с пальцев чуть раньше прочих, он всегда будто бы спешит. И воздух сечет с тонким гудением.
А у седьмого на пятке черная бусина.
Евстя умаялся, пока прикрепил. Зачем? И сам не знает, но клинку она по душе пришлась. Сразу дурить перестал, подчинился Евстиной руке.
- Ты так ничего и не вспомнил? - спросил человек.
Если подумать, щит - слабая преграда, такую разнесть - что дыхнуть... а он не боится. И верно, магией от него тянет, не огненной и не водяною, их дух Евсте хорошо знаком. И не ветра... ветер легкий, верткий, что восьмой номер, который всяк раз усмирять перед броском надобно. И за норов этот Евстя восьмой номер недолюбливал. Думал даже сменить, но... он же ж прижился промеж прочих. И как знать, как остальные к перемене отнесутся.
- Кто ты?
Под заклятьем маскирующим гость явился.
Вот и не понять, кто перед тобой... кто угодно.
- Друг.
В это Евстя не поверил. Случалось ему встречать таких от... друзей... один принес мяса... Евстя тогда есть хотел, и так, что живот сводило с голоду... а этот с куском мяса. Прям сочился жиром тот кусок. И жир этот на хлеба краюху падал.
А человек уговаривает, мол, жалко стало скоморошьего плясуна. И Евстя поддался б, да... Рябого принесло. Он, не разбираясь, добродею кнутом по рукам переехал... после и Евсте досталось.
За дурость.
Мясо то Рябой собаке кинул. И заставил глядеть, как сучит она ногами, захлебываясь блевотиной.
...никто не желал рисковать золотишком. А на Евстю в тот день ставили много.
- Хотел бы я убить тебя или кого-то из них - убил бы, - сказал человек.
Возможно.
Но это не значит ничего, кроме того, что от живых он больше пользы поимеет.
- Скажи, Евстигней, ты бы хотел вернуть свою память?
- Не знаю.
Девятый номер вот предсказуем. Он идеален во всем.
- Неужели не хотелось бы понять, кем ты был?
- Не знаю, - Евстя отвечал честно.
Он и вправду не знал.
Прошлое?
Прошло.
В нем всякое было. Так какой смысл нырять в омут еще глубже? Забыл, так забыл... Божиня даст - вспомнит. А нет, то и надобности в той памяти нет. Что она переменит?