- Твоя память - это часть тебя, - человек, вот упрямец, не собирался отступать. - И пока ты не вернешь ее, быть тебе половиной себя...
Да хоть четвертиною.
- Что ж... - человек смолк. Он просто стоял, глядя, как Евстя укладывает ножи. Десятый, как обычно, заупрямился, в ножны вошел со скрипом. Воли ему... но не своеволия. И Евстя ласково погладил рукоять из оленьего рога. Сам точил.
Сам крепил.
И потому знает, что ждать от нее... и от прочих.
- Пусть себе ты безразличен, но что скажешь за остальных?
А чего за них говорить? Каждый за себя скажет.
- Ты не думал, кто из них... царем станет?
Никто.
Евстя знал это. Когда понял? Пожалуй, когда девчонку на костер спровадили. Или еще раньше? Когда погиб Ежонок, которому всего семь было... мальчонка. Ерщистый. Строптивый. Уверенный, что уж он-то один ведает, как жить...
...сбежал.
...и волки пожрали.
...так сказали им, когда принесли из лесу тело, завернутое в плащ. Черный плащ с собольим воротником... матушкин... откудова он взялся?
Она уж две седмицы не наведывалась. А плащ оставила, будто бы зная наперед, что пригодится. Да и то, неужто иного какого не нашлось? Почему-то именно этот плащ, из тяжелой ткани, чуть поношенный, самую малость даже потертый, врезался в Евстину память.
И еще белая рука, из складок выпавшая.
И похороны... костер погребальный... слова, которые говорил дядька... и понимание, что за словами этими - пустота. Будут иные костры... один за другим встанут... и другие плащи, небось, у царицы их много.
На каждого хватит, чтоб с головою укрыть.
- Надо же, - удивился человек. И выходит, без слов все понял. - Какой сообразительный... что ж не ушел?
- Куда?
- А хоть бы к скоморохам...
Евстя провел пальцами по рукоятям ножей. К скоморохам? Вновь дорога без конца и края? Клетки. Люди. И медведи, ошалевшие от клеток и людей.
Заборы.
Собаки на цепи.
Голод.
Нет уж, он, Евстя, не настолько свободы жаждет. Жизнь нынешняя его спокойна и сытна.
- И не боишься, что ты следующим уйдешь? - спросил человек, щепку из щита вытаскивая.
Евстя вновь плечами пожал: а чего бояться? Смерти? Он столько раз на нее глядел, что и не упомнит уже... у его смерти блеклые медвежьи глаза.
И из пасти воняет.
И...
Он видел, как дохнут задранные собаки.
Или медведи... люди, которых угораздило выйти, удаль свою показывая... нет уж, лучше яд... или проклятье там... как-то оно милосердней. И, коль вспомнить, об чем жрецы говорят, у смерти тысяча путей. Всех не избежишь.
- Вечно живым не останешься, - ответил Евстя и в щит пальцем ткнул.
Странно...
Сколько уж они говорят? А Лис как сидел, так и сидит. И не чует чужака... амулет хороший? Или заклятье посложнее.
О свернутом времени Евстя только слышал.
Откуда?
Он наморщил лоб. Не помнит, стало быть, воспоминание это относится к той части Евстиной жизни, которая скрыта.
...время.
...пространство.
...закрытая секция...
Ничего конкретного. Но сожаления нет. Евстя привык уже и к этим, случайным осколкам памяти, и к своей неспособности заглянуть дальше.
- А ты фаталист...
Возможно.
- Братьев не жаль?
Жаль? Жалости они не заслуживали. Волчата... давно уже не волчата. Выросли. Заматерели? Еще нет, но недолго осталось.
Ерема... силен.
Еська ловок, что лисица...
Емелька вот наивен. И с силой своею не поладит никак. Но за ним приглядывают.
- Что ж... на, будет время, прочти, - человек наклонился и подумалось, что теперь его легко убить. Один удар по шее... первый номер. Он войдет между позвонками, и...
- Не стоит, царевич, - он поднялся. - Поверь, не успеешь.
Не успеет, согласился Евстя. Бить надо было, а не думать. Возможно, в другой раз. Евстя не сомневался, что встреча эта была не последней.
Он поднял сложенный вчетверо лист.
К носу поднес.
Вдохнул.
Пахло от бумаги землей и еще самую малость - цветами, но какими... Евстя закрыл глаза. С силой он ладит, земля - не огонь, она иного подхода требует... нетороплива, неповоротлива.
Но отзывчива.
Очнулась.
Потянулась теплом солнечным, сладостью ключей подземных. Развернулась.
Прочертила дорожку следов перед внутренним взором. От щита и до края поля... через край... и дальше... мимо главного корпуса... мимо общежития... к старому дому, сокрытому пеленою заклятий... пройдешь мимо его и не заметишь...
Дорожка оборвалась.
Что ж, Евстя и не сомневался, что гость незваный был из преподавателей.
Лист он развернул, скользнул взглядом по строкам, выведенным аккуратно... откуда бы не переписывали заклятье, была эта книга древнею.
И запретной.
Магия на крови... Евстя покачал головой.
И думать нечего, из той же книги взято, в которой про подгорных тварей писано. Лист он сложил, убрал в кошель - после подумает, что с ним делать.