Егор подал воды, и Ерема выпил одним глотком, отряхнулся как-то по-собачьи и продолжил.
- А надо еще сказать, что в тех краях аккурат волки в великом множестве водились. Людям-то не особо докучали, разве что вовсе в зиму голодную. Такая и случилась, не иначе Мораниною волей... леса снегом завалило. Морозы ударили лютые. Сгинула вся дичь, кто попрятался, кто померз, кто ушел искать доли иной. Оголодали волки. До того оголодали, что своих старых да слабых пожрали, а это за волками, поверь, редко водится.
Я лишь кивнула.
Знаю. Волк, дед сказывал, зверь особый. И за малыми они ходят, и стариков уважают, сколь умеют, а такого, чтоб своих пожрали, я вовсе не слыхала.
- Водил ту стаю волчище огроменный, хитер был и свиреп. Обходил он, что силки, что ямы. А хуже всего - людей не боялся. В каждом звере страх перед человеком сидит, и не каждый зверь способен этот страх преодолеть.
Желтизна исчезла из Ереминых глаз.
А может, примерещилось мне? Может, и не было никакой желтизны. Кирей меня впечатлиельною натурой обзывал, а ну как имелась в его словах своя правда?
- Вывел он стаю к деревеньке. И не стало деревеньки. Скот весь порезали. В дома сквозь крыши пробрались... что малого, что слабого, что сильного... никто не спасся. Когда о том боярину донесли, то разгневался крепко. Велел собирать большую облаву, со всех деревень народ призвал. Полыхнули по лесу огни. Загремели пугачи, волков подгоняя... и сам боярин в седло сел, потому как власть ему дана над землями этими была, но с властью - и право людей своих беречь.
Елисей открыл глаза и захрипел.
- Не двигайся, Лис... полежи еще немного. Я тут сказку рассказываю. Знаю, ты у нас сказки любишь... особенно, если про волков.
Елисей попробовал сказать что-то, но из горла донеслось лишь глухое рычание.
- Лежи, сказал... вот упрямый. Боярыня тож на охоту собралась, пусть и отговаривал ее муж. Одно дело соколиная благородная охота. Иль травля лисья, когда верхами да по лесу. Охотники один перед другим похваляются, кто собаками, кто лошадьми, а кто убранством роскошным. И другое дело - когда охота, которая война, без пощады, без надежды вырваться...
Елисей завыл.
- Тише... ты же слышал, братик, эту историю. Все будет хорошо. А Зослава не слышала. Ей рассказываю. Кирей баил, что она у нас сказки любит. Пусть послушает...
Бурштыновые волчьи глаза вперились в меня.
- И тебя не боится, - добавил Ерема. - Правда, я заверил, что кусаться ты не станешь.
Елисеева усмешка кривобокою вышла. Да и само лицо его, левая половина бездвижна, а правую морщит, кривит, будто бы сказать Елисей что-то силится, превозмочь проклятье, вернуться к облику человеческому.
- Но боярыня, вестимо, мужа не послушалась. А он, за собой вину чуя - понесла-таки дворовая девка, за что и взята была в терем - не посмел приказывать. Зря... глядишь, перегорело бы сердце, и смирилась бы... а так... пить хочешь?
Еська присел рядом и подал флягу, желтою кожей обшитую. Поили Елисея тонкою струйкой, а он силился глотать, да все одно темный травяной отвар выливался изо рта.
- Облава выдалась знатная... многие волки шкур лишились. А вот вожак, тот ушел... боярин сказывал, что самолично в него пяток стрел всадил, да волк, видать, и вправду непростым был. Как бы там ни было, охотники стаю проредили. И в поместье возвернулись. Тогда-то и хватились боярыни. Все на месте, до распоследнего мальчонки, а боярыни нету...
Флягу убрали.
И Елисей закрыл глаза, теперь он походил на мертвеца, бледный, с прозеленью, и не дышит. Или дышит, но слабо. И сердце егоное - его я слышала - стучит через раз. А кольцо вокруг сердца сжимается.
- Боярин в ту ночь поседел весь. Кликнул людей, всех, которые в поместье были, и старых, и малых, никого не пощадил - погнал в лес, искать супругу. И всю ночь бродили, от огней светло, что будто... да без толку. Лошадь боярынину нашли, волками задранную, а саму ее... все-то зашепталися, что, мол, без толку теперь, что пожрали волки и костей не оставили, что отомстил охотнику перевертень-вожак за стрелы да стаю свою...
Страшная сказка.
Бабка мне тоже сказки сказывала, да только не страшные, а про девиц-красавиц да разумниц, в лесу заблукавших. Про молодцев, которые оных девиц спасали. Про то, что молодцы сии непростыми были, а кто - боярин зачарованный, кто - хозяин лесной, а кто и просто - оборотень истинный.
- Не хотел верить боярин, что лишился супруги. Три дня сам не ел, не спал, никому не давал... с седла не вылезал, каждый куст, каждый овражек глядеть велел. А на четвертый - отыскал боярыню. В логове волчьем заброшенном. Сидела она, бледна и тиха, с волчатами игралася. И как захотели бить тех волчат, то не дозволила.