- Вот, вот, - Кирей отжал косу. - Я ему, честно говоря, посоветовал схоронится на недельку-другую, пока она не остынет. А то ж не поглядит ни на магию, ни на устав. За свои черпачки шкуру живьем снимет и заместо коврика постелет.
И в этом была своя правда.
Туточки я понимала Люциану Береславовну всецело. Она, может, эти черпачки не один год собирала. Помню, как сама извелася, когда старые пяльцы треснули. Не могла на других шить, все мне неудобно было, мулько...
- А я его просил погодить... но нет, полез... не сдержался. Полыхнул. И снова полыхнет, если контроль утратит. А рядом с тобою он его утратит быстро. Мысли-то в голове не те...
Вот так, Зослава.
- Фрол? - Еська монетку на ладони подбросил и поймал на мизинец.
- Помогает, чем может, - Кирей повел плечами, и над ними поднялись белые клубы пару. - Но тут уж, сам понимаешь, или справится. Или нет.
- И как?
Кирей лишь вздохнул.
Выходит, не получается у Арея с огнем сладить. А я... я, дура длиннокосая, надумала себе всякого.
- Он пытается. И думаю, рано или поздно, справится...
А говорит-то без особое уверенности.
И я б хотела верить, что справится.
И буду.
И плакать не стану. Распоследнее это дело, по живому человеку, что по покойнику слезы лить. Так что я носом скоренько шмыгнула, рукавом вытерла и спросила:
- А отчего молчал?
- Он не хотел, чтобы ты знала... но своя шкура мне чужой дороже, - Кирей шишку потрогал и, наклонившись, попросил: - Убери, а? Не позорь перед людьми.
А я что? Ничего.
Убрала.
И вправду, неудобно: азарский царевич да с шишкою на лбу...
В той день возвернулась я к себе в покои задуменная-призадуменная. И нисколько не удивилася, обнаруживши гостью позднюю.
- По добру ли тебе, Зославушка, - молвила Марьяна Ивановна.
Хозяин ее принял честь по чести.
Стол накрыл праздничною расшитою скатертью. Самовару принесть изволил. Чай духмяный самолично заварил и, ставши за креслицем, подливал в чашку, да не простую, из белого парпору, столь тонкого, что на просвет все видать. Я и не помню такой: по краешку ободочек золотой, сбоку - ружа, малеванная. Дужка тонюсенькая, пальцами взять страшно.
Откудова взялася?
- И вам, Марьяна Ивановна, по добру, - я поклонилась, хотя ж... вот не ведаю.
Марьяна Ивановна - особа достойная, каковую в гостях принимать - честь. Да... все одно копошился под сердцем червячок.
Пришла.
И вошла, хоть дверь запертая была. Сама помню, как запирала.
Сидит.
Чаи пьет.
И глядит на меня, будто бы именно я тут даже не гостьюшкой, а просительницею.
- Присаживайся, Зославушка, - Марьяна Ивановна рученькою повела, и Хозяин кинулся исполнять повеление. Только кинул на меня извиняющийся взгляд: мол, может и рад был бы не пустить, да что он способен супротив магички?
Я и присела.
И чашку с чаем приняла.
- Пей, Зославушка... пей... тебе сейчас пить надо много, чтоб отрава вышла. И кушать... отчего ко мне не заглянула?
- Да вот...
- С женихом, конечно, спорить - дело дурное, да неодобряю... вынес барышню без чувств, так ей самое место среди целителей, а он ее среди дружков прячет. Будто бы они помогут... - она покачала головою.
Марьяна Ивановна говорила с укоризною, с сочувствием даже.
- Тебе повезло несказанно, что дым оказался не ядовит. А если бы вдруг отрава? Получил бы твой азарин мертвую невесту... хотя... - по губам Марьяны Ивановны скользнула улыбочка. Скользнула и исчезла, будто не было. - Что молчишь, Зославушка?
- Так не знаю, что сказать...
Не умею я со словами играться, как иные.
- Не знаешь... бывает... конечно, бывает... простой девушке такого жениха получить - удача великая... только если подумать, зачем азарину невеста-простолюдинка?
- Не знаю.
- И вновь не знаешь... никто не знает... ты, конечно, девушка видная. Кое в чем и завидная... но насколько? Обстоятельства, они имеют обыкновение меняться. Сегодня завидная, завтра и помеха... не слышала ты, небось, но азарину предложили боярыню Радомилу в жены...
И замолчала, вперилась взглядом в лицо.
А я... я вот... с чегой-то мне примерещилося, будто бы Марьяна Ивановна добра? С того ли, что прошлым разом она со мною беседу ласковую вела? Иль с того, что позволила в прошлое свое заглянуть?
Секреты открыла.
Приоткрыла.
И верно, лишь те, которые сама желала открыть.
Ныне-то я разумею, что мои силы урожденные - сущая безделица супротив опыту магического, коего у Марьяны Ивановны не одна сотня лет за плечами.
- Это Ильюшечки сестрица. Ей намедни пятнадцатый годок пошел. Конечно, маловата она для жены, а вот для невесты - самое одно, - продолжила Марьяна Ивановна, чаек прихлебывая. И чашечку держала так, аккуратненько, двумя пальчиками. Мизинчик оттопыривала.