Платье на ней богатое.
Ткань с переливами, скатным жемчугом расшитая, да цветами, да птицами.
На плечах шаль лежит пуховая, с кистями.
И глядится Марьяна Ивановна взаправдошнею боярыней.
- Конечно, приданого за девицей не дадут, но Кирей и сам богат без меры. Что ему золото? Но другое дело, что Радомила, как ни крути, царское крови. И брак с ней упрочит собственные его позиции. Не все азары стремяться с Росским царством воевать. Много найдется и таких, которые решат, что худой мир лучше доброй свары. Пей чаек, Зославушка. И вареньица возьми.
- Если б Кирей пожелал, я б ему перстень сразу возвернула, - только и сумела я промолвить. А Марьяна Ивановна вновь усмехнулася, дескать, глупости ты, девка, говоришь.
- Конечно, но...
Она отставила чашечку, провела пальчиком по жемчугам.
- Видишь ли, Зославушка, в верхах не принято помолвки рвать. Сказанное слово не возвернуть... это ж как признать, что ненадежно оно.
Киваю.
Чаек пью.
Думаю... пытаюся думать, поелику от мыслей ли, от дня нынешнего тяжкого, но в голове вновь гудение появляется.
- Бросил одну невесту, как знать, не отправит ли прочь и другую. Ты мне симпатична, Зославушка...
И в глаза глядит.
А у самой-то блеклые да холодные, вымороженные будто бы.
- Потому и хочу тебя предостеречь. Осторожней будь.
- Думаете, Кирей меня... - слова несказанные в горле комом стали.
Кирей... он-то всякого натворить способный. И какие такие мысли в голове его рогатое бродют, мне того не ведомо, однако не права Марьяна Ивановна.
Не причинит он мне вреда.
Да и не нужна ему Радомила, будь хоть пятижды царских кровей.
Успокоилося сердце этим, а Хозяин поближе банку с медом подвинул, утешая. И внове потупился: видит, до чего неприятна мне нынешняя беседа, и гостья, но что уж тут поделаешь.
- Думаю, если с тобой вдруг произойдет несчастье, он не сильно огорчится. Конечно, сам руки марать не станет, это не в его характере и позорно. Но с другой стороны кто ты, и кто Радомила? С тобою он поспешил, - Марьяна Ивановна чашечку на стол возвернула, ручкою рученьку огладила, а я и заприметила, что пальцы ее ныне сделались белы и холены, что у молодой.
Странно.
- Зелье, - она мой взгляд заприметила. - Ты себе, Зославушка, не представляешь, на что способен талантливый зельевар. Вот взять хотя бы нашу Люциану... конечно, негоже о других спленичать.
Ага, не для того ли она явилася?
Яду принесла.
Гадючьего. Целебного.
- Ей, небось, пятый десяток пошел, а выглядит, что молодая... и выглядеть так будет. И я, каюсь, грешна... всецело омолодиться уже не выйдет...
Ей не седьмой десяток, и не восьмой, небось, сотню разменяла, а то и две.
- ...но по мелочи себя побаловать... отчего б и нет? Ты пока сама молода, не понимаешь, до чего скоротечна красота...
И рученьки в рукава широкие спрятала.
Вот диво... я ж ни словечка не сказала. Охота молодиться? Пущай. Не мне судить. Вот не у нас, в Барсуках, в Конюхах соседних, баба одна живеть. Семерых народила, годков сменяла немало, а все себя девкою мнит. На ярмароке давече видала ее. Лицо набеленное. Щеки нарумянены. Брови угольками выведены густые, над носом смыкаются. Не брови - крылья ласточкины. Волосы зачешет гладенько да отваром луковой шелухи выполощет, чтоб, значит, седину прибрать.
Они опосля того рыжиною отливают.
Лент в волосья наплетет.
И срамно, и смешно, и главное, что сама-то она смеху в том не видит ни на грошик.
А тут руки... и красивые... может, будь я посмелей, поспытала б, что за зелье такое чудодейное, а там, глядишь, и прикупила б для бабки.
- Люциана у нас по молодильным кремам большая специалистка... все думает, что если стареть не будет, то Фролка к ней вернется, - Марьяна Ивановна улыбалась, а из глаз-то холодок не ушел. - Забыла уже, как сама когда-то носом воротила. Мол, нехорош... звания простого, холоп откупленный. Куда ему до боярской-то дочери. А годы прошли? И что? Понадобилась кому дочь боярская? Одна живет. Бобылкою. Родня-то ей кланяется, магичке превеликой, да все одно за спиною посмейваются. Не помогла ей магия мужа отыскать.
Говорила Марьяна Ивановна, взгляду с меня не спускаючи. Слухаю ли?
Слухаю.
Хоть и не надобно мне это.
- Фрол-то помнит, как сватался... хотя и сам бобылем живет. Мужик хороший, к слову, крепкий. Не свиристел, что некоторые...
- Кто такая Любанька?
- Что? - на щеки Марьяны Ивановны краснотою плеснуло. - Откуда ты...
- В лаборатории... - ох, не люблю я врать, да и не умею, оттого и страшно: вдруг да поймет Марьяна Ивановна про лжу. - Проходила... слышала... про Любаньку.