Сам усмехнулся да печально так.
- Издревле мы царям присягали. И служили им... а как не будет царя?
Спросил и замолчал.
Мол, для того головы Божининой милостью и дадены.
Думала я, чего уж тут. Аж едва на мысли вся не изошла, пока телегою от заставы до дороги тряслася. А чего еще делать?
Сверху - снежит.
По земле - вьюжит. Лошаденка, какую староста дал - а выбрал, ирод, что похужей, оно и понятно, царские гарантии гарантиями, но хозяйство на них не выстроишь - бредет, нога за ногу цепляет. Чай не рысак, чтоб лететь по бездорожью. Слева Лойко сопит, того и лопнет, не то от злости, которое выхода нету, не то от обиды, не то от мыслей, каковые егоной голове тоже непривычные. Справа Ильюшка пальчиком оглоблю ковыряет, задуменный-задуменный, вперился взглядом в широкую Фрола Аксютовича спину и мозолит, мозолит... как до дыр не измозолил - сама не знаю.
Фрол Аксютович, если и чуял чего, то ни словечком не обмолвился.
Знай, песенку насвистывает, лошаденку погоняет...
Одного разочку только, когда за Серпухами завыла грозно волчья стая, очнулся будто бы. Голову поднял, повел носом, принюхиваясь - а пахло дымком, мехами лежалыми да табаком-самосадом - и кулаком погрозил будто бы. Волки сразу и смолкли.
Нет, ехали мы неспешно.
Цельную седмицу добирались. Хватило, чтоб и в моей голове, которая, стало быть, не только косу носить сотворена, всякого забродило.
Верно сказал.
Чародеи царю клянутся кровью своею и жизнью. А бояре, стало быть, не указ им. Многим ли сие не по нраву? Ох, мыслю, каждому второму, ежель не каждому первому. Магик - это сила, да такая, супротив которой войско не соберешь... что некроманту войско? Дунет, плюнет, скажет слово заветное, и разлетится по войску черная лихоманка. Аль люди живые неживыми станут.
Аль еще чего...
Стихийники и того паче, про боевиков и вспоминать нечего... нет, пока стоит за троном царским Акадэмия, то и бунта бунтовать бояре не посмеют. Да и как забузишь? Чародейскую силу ни стеною крепостной, ни рвом не остановишь. Закроется ров. Осыплется стена. А то и хуже, разверзнется земля тысячью ртов да и проглотит усадьбу боярскую вместе со всеми людями. Оттого и сидят бояре тихо, плетут заговоры паучьи, а в открытую, ежель и держат войско, то малое...
Тяжко.
Мысли скрипели, что колеса тележные. И не только у меня.
Первою ж ночью заговорили. А ночевали мы в Горбуньках, деревушке махонькой, чтоб не сказать, вовсе глухой, одичалой. Десяток дворов протянулись вдоль кривого речного бережка. И дома-то бедные, один другого ниже. Иные и вовсе без окон, с крышами, дранкою крытыми. Стены зеленым мхом поросшие, глиняными заплатами латанные. Да и сами домишки - как двоим развернуться.
Фролу Аксютовичу, само собой, в старостиное, приличное избе местечко отыскалось. А нас, как студиозусов, стало быть в сараину определили. Сараина эта из досок лядащих строена была, зыркаста, что зубы старческие, и ветрами всеми продуваема. Сено в ней и то корочкой ледяною покрылось. Ну да грех жалиться, живы - и уже радость. Ежель закопаться поглубже да в одеяла закрутиться, оно и ладно будет.
А лошаденку жаль, как бы не сколела до утра, мнится мне, что иной нам туточки не добыть.
Бояре мои, ежель чего и думали про Горбуньковское гостеприимство, то вслух ни словечком ни обмолвилися. И девку, которая нам горшок с репою пареной и хлеба половинку вынесла - поблагодарили любезно. Оно и верно, нет беды хозяев в бедности, чего имеют, тем и делятся.
Сало-то ладное было, крепкого просолу.
Да и репа хороша уж тем, что горяча. Ели, ложки облизывали... на друг друга не глядючи, будто бы вороги один одному.
Тяжко.
- Думаешь, сдадут? - у кого Лойко спрашивал, у меня ли, у Ильюшки, который в сено закопался, что твой мышак, не знаю.
Но ответил Ильюшка.
Сначала-то рученьки из стогу высунул, скрутил фигу - не фигу, так, знаку тайную, полог растягивая. Тот и встал, синий, дыркастый - умения Ильюшке все ж недоставало - но какой был.
- Нет, - он говорил тихо и как-то обреченно. - Не выдадут. Если до сих пор, то теперь и подавно...
- Ну да...
Лойко в горшок руку сунул, остатки репы выгребая.
- А зачем тогда...
- Затем, чтоб на рожон не лезли, - это уже было сказано со злостью. - И чтоб думали, прежде чем рот разевать. Слово-то за слово... если кого-то из нас на измене зацепят, всей Акадэмии плохо будет.
Вздохнул и куль из мехового одеяла крутить принялся.
- Он верно подметил. Боярам она поперек горла. Маги... ладно, когда из своих... это с одной стороны и честь великая, и сила роду, а с другой - поводок на клятве. Не пойдет маг, кровью в верности присягавший, против царя бунтовать...