— Не слушай!
— …пойдешь к венцу с человеком, который покажет тебе вторую половину… — из широкого бабкиного рукава появилась монета. Тварь положила ее на пол. — Пойдешь немедля. И станешь женой. И будешь ею до самой смерти…
— Чьей? — поинтересовалась Люциана Береславовна.
А бабка моя лишь руками развела: мол, того не ведаю.
— Видишь, Зослава… ничего особенного… всего-то замуж выйти… — тварь подмигнула. — И взамен получишь свою бабку целой и живой. Конечно, про здоровье врать не стану. Какое здоровье в ее-то годы? Но с другое стороны, тут у вас целителей тьма, подлатают…
Я сглотнула.
От же ж… угораздило эк! Ехала в столицы за женихами. Сполнилося желание. Женихов у меня — хоть ты нумера на шеи вешай, чтоб не запутаться. И сказать кому — смех и грех… грех… одному слово дал, другому — надежду. А под венец с третьим пойду.
И разумею, об чем тварюка думает, ухмыляяся.
От жены до вдовы недалече И мнится, коль сама не сумею от нелюбого сбегчи, найдутся помогатые. Кирей вон, шею свернет и горевать не станет. Только… разве ж по совести сие?
Или, коль дело такое, то и простит Божиня?
Вымученное слово.
Клятва нежити.
— Ну что, Зославушка? — тварюка стояла, улыбкою оскалившись. И из уголка рта кровь ползла. Из уха тож. И глядеть на сие было и страшно, и противно — Согласна ли ты? Если согласна, скажи. Ты, не чета мне, девушка чистая, светлая… слово данного не нарушишь. Думай, да не задумывайся… Люцианушка наша, уж до чего самоуверена, а тут все ж помощь кликнула… вона, бегут… а как прибегут, то и поздно станет. Огневиками кидаться станут. Мебель попортят… не жалко мебели, Люцианушка?
— Для тебя мне ничего не жалко, — просипела Люциана Береславовна.
— Вот… видишь, какая щедрость. И старушку не пожалеют. Конечно, похоронят после честь по чести. Тебе объяснят, что иного выхода и не было, что надобно так. А не согласная будешь, воспоминания подправят. Дело это муторное, но возможное при умении. Думай Зослава.
Думаю.
Чего думать… бабка, может, и не выдюжит… уйдет тварь, а она помрет… и что тогда? Остануся я без бабки и словом связанная. Глупость сие будет, да…
…мерзкие мысли.
…трусливые.
— …топ-топ… шаги на лестнице. Они все ближе и ближе…
…а если согласиться? Я ж… я ж просто к венцу пойти обещаюся… у нас вон, Калтычиха, пять раз к венцу ходила, и всякий, будто в первый. Ничего, живая. Пятого муженька дохаживает.
— …и тебе не страшно, Люцианушка? Я ж молчать не стану. О молчании уговора не было. Вот узнает твой дружок сердечный о том, что ты собственными руками сестрицу умучила, меня выпустила… неужто простит? Или на суд пошлет? Как думаешь?
— Зослава, не соглашайтесь!
…отказать.
…и до конца своих дней думать, что могла б бабку спасти, а не спасла? Что цена-то была невелика, что… стерпится-слюбится… небось, всяких мужей девки терпели.
…Арей…
…поймет… должен понять… а нет, то и…
— Нет, мне и вправду интересно, — тварюка крутанула головой да так, что бабкина шея затрещала. — Как он поступит? По закону? А потом что? Он-то у тебя совестливый. Не простит же. Опять на границу попросится. Там и голову сложит… даже если время будет мирное. Сама знаешь, кто ищет, тот найдет…
— Зослава…
— Тук-тук… стучатся в дверь.
И вправду загрохотало. И дверь оная едва ль не выгнулася, но устояла.
— Хороша у тебя защита. Сама не пригласила б, я б и не вошел… и в Акадэмию… знаешь, мне и вправду не нравится, когда кто-то пытается волю свою навязать. Я и при жизни-то отличался любовью к свободе, после смерти же и вовсе… но ничего, мы еще поквитаемся, верно? Ты же знаешь, как это важно, правильно сформулировать желание…
Тварюка мне подмигнула.
— Так что, Зослава?
— Я…
— Нет…
— Я согласна. Я… выйду замуж за того…
— …человека…
— …человека, — повторила я. — Который покажет мне вторую половину монетки. И буду его женой до самой смерти.
— Чудесненько! — тварюка радостно всплеснула руками. — Видишь, как все просто. И стоило упрямиться? Вон, трое девок померли, уговаривая… а ведь такие молодые, им бы жить и жить…
Он головой покачал укоризненно, будто я виновная была, что он девок убил.
— Но мне пора. Не забудь, Зослава…
Дверь шипела.
И скрипела.
И почти поддалась уже.
Бабка моя крутанулась на каблучке, а после со вздохом, со стоном протяжным на земь осела грудой тряпья цветного. Тут-то я к ней и кинулася.
Живая!
Божиня милосердная… живая…
— Зослава…
Дверь вот-вот хрустнет, и… я подняла половину монетки и к Люциане Береславовне повернулась: