— А…
— Нет! — взвизгнул Игнат, камень сжимая. — Он это! Некому больше… сначала матушку… потом меня… и все к рукам приберет… он наследство получит, а права не имеет! Ублюдок! Сразу надо было… следом за отцом… пусть бы… матушка пожалела… а он ее…
Ох ты, горе горькое…
Стою перед Игнатом и… жалко его… это ж как надо напужать человека, чтоб он всю прочию жизню боялся? И ныне-то, Арея не видючи, трясется весь.
Да только, коль думает, что Арей виновный, его бы и убивал. Я-то каким боком?
Об том и спросила.
А сама-то жду… считаю мгновеньица, щит плету, хотя ж не уверена, что спасет он от Игнатовой волшбы. Не сам он камешек оный подобрал, не сам заклятьем обплел, не сам придумал ко мне несть.
— …ты, может, и не виновата, но… прости… я не могу допустить… он и вправду к тебе привязан. Не знаю, что нашел, но если тебя не станет, он сорвется… и тогда… тогда все увидят, что он такое… если сам не сгорит…
Игнат осекся и губы облизал.
А после просто бросил камушек мне под ноги и отступил…
— Прости… — донеслося до меня.
И взвился столп огня до самых до небес.
Не рыжее.
Не желтое. И не синее даже, которому случается поселиться в заговоренных горнах. Белое пламя. Чистое, что снег первый. И лопнул мой щит, едва коснулось оно.
А я глаза закрыла.
От сейчас сгорю… стану пеплом, а с бабкою так и не перемолвилась словцом… и с Ареем… что с ним станется? А с царевичами…
…Милославою, которая….
Пламя обняло.
Окружило.
Дыхнуло жаром. И запахло сразу волосом паленым… дышать стало тяжко, а в горле заскребло… и отпустило.
Живая?
Иль целиком к заговоренному мосту перенеслася? Во плоти, как святая, про которую бабка сказывала? Я глаз приоткрыла… нет, сдается, святости во мне для этаких чудес маловато. Да и на мир иной, заповедный, сие место не похожее.
Сад.
Не сказать, чтоб обыкновенный… черемухою пахнет и так крепко, что вот-вот расчихаюся. Дорожка речным камнем мощеная. По левую сторону от ее — ветренички белые колышутся… колыхалися, ныне ж — пятно черное, не пепел даже, спеклася земля до корки…
Я присела.
Руку протянула. И убрала.
Жар идет от земли, что от печи, камни дорожки вон красные, остывають… а от ветреничков и воспоминания не осталося… а я живая.
Ущипнула себя за руку.
Живая.
И стою… дышу… кашляю, потому как в горло будто песку сыпанули… а еще… косу подпалила. Вона, волосья закрутились, обрезать придется, а я того зело не люблю… и добре, если пальца на два, а то и на ладонь… если не больше.
От дура!
Живая. А по косе печалюся.
И плачу, стою, слезы размазываю… стою и размазывю…
— Зося! Зося ты…
Еська подскочил и по спине ляснул.
— Живая!
Я кивнула. Говорить не могла… живая… и вправду живая… стою… дышу… а косу подпалило… как я без косы… куда без косы…
И разревелася.
— Ну ты чего, Зослава… ты чего… — Еська ажно растерялся, обнял как-то… как сумел. Отвернул. — Не гляди туда… не надобно… расскажи, чего случилося… а и не гляди…
Куда не глядеть?
На пятно?
На человека, иль на тое, что с этого человека осталося… лежит, скукоженный, косточки обсмаленные… кафтанчик тот сразу полыхнул… и волосьев не остлося… а у меня коса паленая. Горюю вот. От него вовсе не осталося ничего, один только перстенек на мизинчике уцелел… с камушком синим, гладеньким, как тот…
Сам виноватый.
И как оно получилось? Щит-то лопнул… мой щит лопнул от белого жара… и я б сама… а он… как вышло, что живая я?
Или…
Я сунула руку в кошель, и половинка клятое монеты сама в руку скользнула. Опалила пальцы. Вот же ж… и значится, она?
Или…
Я в Еськино плечо носом уткнулася и сказала тихо:
— Не сам он… научили…
— А об этом, Зослава, — Фрол Аксютович меня развернул. — Вы нам подробненько расскажете в месте более для беседы подходящем. Архип, приберись тут… и этих любопытных в шею гони. Хватит.
А про то, чего хватит, и не сказал…
Глава 33. Последняя
Она ждала.
Они всегда ждали, и маялись, и доводили себя до слез порой, что было ему вовсе удивительно. И еще завидно. Ах, если бы ему было дозволено испытать хоть малую толику той страсти, которой пылали ее глаза.
— Здравствуй, — она вскочила. — Я тебя ждала. Испугалась, что не придешь…
А ведь она старше прочих.
Не девочка уже.
Магичка.
Ученая.
И ей бы понять, что не бывает такой вот внезапной любви. Ей бы заклятье прочесть, обереги взять и… быть может, изловчится и поймать проклятую его душу.