— За Нэю спасибо, — похвалила его Гелия, — я ей немного задолжала, а у неё нет лишних денег никогда.
«Немного»! Сумма набралась приличная, и вряд ли Гелия собиралась её возвращать. Тянула бы до бесконечности.
— Но Ифисе-то к чему твои дары? — продолжала Гелия. — Отдай ему его дрянные деньги, Ифиса! Не унижайся перед ним!
— Как же к чему? — резво отозвалась Ифиса. — Я же потратилась на провизию для завтрака. Да и вообще, Гелия, я часто несу траты на твои мелкие нужды… — она не договорила, буквально тая от выходки Рудольфа и сияя крупными и сладкими, как спелые ягоды, глазами, изливая на него нескрываемую и очевидно безответную влюблённость. А может, что и более серьёзное у неё к нему было. Она словно осунулась, умалилась даже ростом, и только глаза увеличились и блестели, безнадёжно и грустно предлагая себя, как те же переспевшие ягоды в предосеннем саду, где о них забыли или не заметили. — И в чём тут унижение? Спасибо, Руд. Я в самом деле конкретно потратилась, зная, что у Гелии никогда в доме нет провизии. Пошли завтракать…
— Я не нанимала тебя в служанки! Я не собираюсь завтракать! — прикрикнула на неё Гелия. — Нэя спешит, а Руд заскочил не для того, чтобы с тобою на пару лопать жирную птицу в остром до жути соусе. Иди одна услаждайся, если невмоготу, как тебе и свойственно обычно!
Я никуда не спешила, но поняла её слова как требование уйти отсюда. Она разозлилась на меня из-за денег, что миновали её руки и попали ко мне. Раз муж её, то и всё его добро принадлежало ей, так она считала. Одно дело, когда она сама рассчитается, если сочтёт нужным, а другое дело его несогласованная с нею самодеятельность. Но вырвать деньги у меня или у Ифисы, она, конечно, не могла. — Иди, иди! Ешь свою птицу в сладком соусе, пока не остыла! — прикрикнула она своей старшей подруге. — И пожалуйста, застегни свой корсет потуже, чтобы вместе с твоей грудью не вывалились и деньги.
— Ты всегда обижаешь лишь меня и Нэю — настоящих своих друзей, а не тех, кого бы и следовало, — ответила ей Ифиса. — Тех, кто тащат у тебя всё, что плохо лежит. А плохо лежит у тебя всё. Вот недавно я видела твоё платье и ожерелье у одной мерзавки, а ты ничего ей не дарила, насколько мне известно. Твоя кухня, когда я пришла, была опустошена полностью, как будто у тебя столовались военные. Одна я забочусь о тебе по-настоящему. Да ещё Нэя любит тебя как родную. А ты вместо благодарности мне, ты… ты не любишь меня!
— Я люблю тебя и Нэю, — ответила Гелия, смягчаясь. — Я ценю вас обеих. Не обижайся. Ты и она, вы самые настоящие и незаменимые из всех моих друзей. Иди, я сейчас приду завтракать.
— Мы к тебе присоединимся, — пообещал Ифисе и Рудольф, — я голоден и чувствую себя реальным хищником.
Не без обиды Ифиса послушно удалилась в столовую, успев обернуться на него с влажной благодарностью во взгляде. Он стоял у дверей на выход и не хотел меня выпускать, усмехаясь над моей суетой, — Оставайся. Должны же мы отведать как воспитанные люди стряпню Ифисы. Или ты не хочешь есть?
— Она сыта! Ясно же тебе сказано, — Гелия легонько дёргала меня за рукав, давая понять, что я тут лишняя на данный момент.
— У неё бабушка из аристократического дома, и Нэя вовсе не приучена столоваться в чужих домах.
Затем она доверительно зашептала мне в ухо, щекоча и окутывая своим чудесным ароматом всю меня целиком, — Не слушай его бредни. Уходи. Не надо с ним оставаться…
В довершении ко всему она сунула мне часть денег, не убранных ею в тот тайник. Всё же она помнила о своём долге мне. Как человек не избалованный её щедротами, я ощутила прилив благодарности. Она не посчитала те деньги, что всучил мне странный Руд, за погашение своего личного долга. То была лишь его выходка, и она сделала вид, что к нашим с ней отношениям он не причастен никак. Он отдал своё, а она своё.
— Оставайся, Нэя, — Ифиса вернулась и уговаривала меня, как будто от моего согласия зависело её собственное везение. Может, и зависело, поскольку ей очень уж хотелось задержать тут Рудольфа, что было мне уже ясно. Задержать, посидеть с ним рядом за столом без всякого шанса на малейший интимный успех, но кто знает… Её окрылила его шутка по поводу многожёнства. — Такую чудо-птицу ел на завтрак только мой первый муж. Хотя я-то и не была его единственной женой. Секрет кулинарного рецепта знаю лишь я. Его служанка раскрыла мне эту тайну, поскольку я всегда умела расположить к себе всякого человека.
— У неё бабушка знает уйму всяких тайн, — ответила за меня Гелия. — Нашла чем удивить.
— Бабушка вряд ли уже способна на такие кулинарные изыски, как умеет Ифиса, также прошедшая свою выучку в одном из лучших аристократических семейств Паралеи, — смеялся он. — Не уходи, а то не узнаешь, что ел на завтрак первый муж — аристократ нашей Ифисы. Если, конечно, она не сочиняет легендарных новелл вместо своего банального прошлого. Что по любому ей простительно, раз уж она актриса.