— Ну! — не здороваясь, произнес он. — Вы кто?
— Я внучка, — заторопилась Катя. — Екатерины Васильевны внучка, Катя меня зовут. Бабушка просила вас, если сможете, зайти, водонагреватель посмотреть. Он у нее сломался, — совсем упавшим голосом закончила она. Ее сильно обескуражил такой прием, и Катя уже жалела, что послушалась бабушку, поперлась к незнакомому человеку.
— Зайду вечером, погляжу, — хмуро буркнул мужик. — Как она, Екатерина Васильевна?
— Спасибо. Плохо, — неожиданно для себя самой сказала Катя. На глазах закипели слезы. — Спасибо, я пойду.
— Да не за что пока, — еще раз буркнул мужик и снова склонился над своей механической штуковиной. — Часа через два зайду, скажите ей.
Золотой мальчик
Вечером Катя сварила овсянки, попыталась накормить бабушку. Та проглотила пару ложек, виновато покачала головой: не лезет. Чаю выпила с удовольствием и съела пряник. Катя опять подумала: а вдруг поправится, встанет, и на душе стало как-то легче.
Ее удивило, как посветлело лицо бабушки, когда на крылечке послышались шаги. Такие тяжелые, что хлипкие доски пола застонали и заскрипели, как немазаная телега.
— Катюш, встречай, Николай Петрович идет, — забеспокоилась она. — Пусть зайдет ко мне.
Катя с независимым видом вышла в коридорчик, поздоровалась.
— Зайдите к бабушке, она зовет, — сухо сказала она. Ей было неприятно вспомнить, каким просительным девчачьим тоном она разговаривала с этим неприветливым субъектом, и самое главное, как чуть не расплакалась при нем.
На этот раз, в джинсах и светлой рубашке, он выглядел моложе и как-то цивилизованней, что ли, хотя щетина на лице осталась такой же клочковатой и хмурое выражение лица не изменилось. Пригнув голову, он вошел в низкий проем двери, привалился к косяку. Бабушка разулыбалась ему навстречу.
— Голубчик, Николай Петрович, спасибо, что зашел! — заспешила она. — Посмотрите наш агрегат, пожалуйста, а то без горячей воды, как без рук.
— Сейчас, Катерина Васильевна, гляну. — Он поставил на пол серый пластмассовый чемоданчик с инструментами. — А вы как, встаете?
— Встаю-встаю, вот Катюша приехала, мне теперь получше будет. — Бабушка по-родственному ласково смотрела на хмурого соседа. Катю даже кольнула досада: подумаешь, какая радость этот бирюк! — Вы посмотрите, а потом зайдите ко мне, хорошо?
— Зайду, — отлепился от косяка сосед. Подхватил чемоданчик и по-хозяйски протопал в ванную. Катя не пошла следом — раз так все знает, сам разберется. Она взяла кастрюльку с недоеденной кашей, вышла во двор. Жук радостно подскочил к миске, захлюпал кашей.
Вдоль забора прошла неслышно Марианна, запрыгнула на крыльцо, просочилась в дом. Катя походила среди кустов смородины, понюхала цвет на старом боярышнике, посидела на скамейке у распускающихся пионов… Наконец ей наскучила собственная независимость, и она пошла в дом.
— …Немного осталось, может, день, может, неделя, — услышала она голос бабушки. — Вы уж не оставьте девочку мою, заклинаю вас. У нее ведь никого нет, кроме меня. И поддержать в жизни некому. Вы человек порядочный, надежный, обещайте помочь, если что. На вас только и надеюсь.
Катя обмерла. По всей видимости, бабушка обращалась к нелюдимому соседу, и речь шла о ней, Кате. Да как она может, совсем чужому человеку!..
— Не волнуйтесь вы, Катерина Васильевна, — прогудел в ответ низкий мужской голос. — Она девушка взрослая, сама себе хозяйка. Если что по хозяйству, я, конечно, всегда помогу, только вряд ли ей деревенская жизнь по нраву, она же в Питере живет, вы говорили. Не думайте вы о плохом, бога ради! Что вы все помирать собираетесь! Никто не знает свой срок…
— Я знаю, Николай Петрович, — спокойно сказала бабушка. — Старые знают, поверьте мне. И не про хозяйство я. Вот похороны эти, хлопоты — ей тяжело будет, а помочь некому решительно. И дальше ей одной страшно будет в жизни. Помогите вы, я спокойна буду на том свете.
— От ты, елки зеленые! — громыхнул сосед. — Ну вы совсем, Катерина Васильевна! Конечно, помогу, если нужно будет, только рано вы засобирались. Все! Бойлер я вам починил, пойду, не говорите мне больше нечего, мы еще с вами по грибы сходим!
Катя отскочила от двери, спрыгнула с крылечка. Ей было неловко, что подслушала разговор, который вовсе не предназначался для ее ушей. Но возмущение захлестывало: бабушка, родная бабушка, препоручала ее какому-то хмурому индюку, который даже разговаривать толком не умеет.