Последним Маргариту Василькову навестил управляющий. В избу он вошел без стука, сел у окна, долго молчал, глядя, как хозяйка занимается делами. Потом сказал:
— Не понимаю, как вы без нас жили.
Она выпрямилась, посмотрела на него, ничего не ответила, хоть ей и очень хотелось.
— Я решил бы, что вы специально всё подстраиваете, — сказал управляющий, — если бы не знал, что в других резервациях происходит то же самое. Специалисты не понимают, как ваши дети успевали повзрослеть. Вы не жили, а выживали среди смертельных опасностей, ставших обыденными!
Он выдержал паузу. Продолжил ровным голосом — будто лекцию по бумажке читал:
— Вы же вымирали, пока не появились мы. Тысячами гибли на дорогах. Всю жизнь травили себя алкоголем и плохой едой. Тонули в морях и реках. Заживо сгорали в пожарах… А ваши войны! Так почему Вы так неблагодарны? Мы сделали Вашу жизнь безопасной, упорядочили её. А ради чего Вы воевали? Зачем так долго сопротивлялись?
Маргарита Василькова пожала плечами, улыбнулась управляющему, ответила:
— Дураки были. Счастья своего не понимали.
Он сидел еще долго. А она перебирала старые вещи, которые когда-то были её собственностью, а теперь принадлежали музею гостевого типа «Деревня Туески», — бесцельно перекладывала их с места на место, гладила руками: рубашки и штаны сыновей, погибших на войне, платья дочери, получившей пожизненное направление в трудовой лагерь, игрушки настоящего внука, попавшего под программу сокращения туземного населения, куклы внучки, исчезнувшей во время кампании выбраковки.
Он, кажется, всё ждал от нее какого-то ответа. Может быть благодарности. Но так и не дождался, встал, изменив человеческий облик на более привычный — сделался похожим на гигантского богомола. Уже в дверях он сказал еще что-то, но бабушка Маргарита его трещание не поняла.
Второго августа у Колтыриных опять было большое собрание — отмечали день рождения Егора Васильева. Праздновали шумно, весело, с песнями, с танцами — как в старые времена. Ближе к вечеру, когда чужаки не выдержали пытки комарами и покинули застолье, поредевшая компания перебралась под крышу застекленной веранды.
— В следующую пятницу большой заезд, — напомнил Максим Колтырин, разливая чай из самовара, расставляя горячие чашки перед гостями, раскладывая варенье в мисочки — в красную — малиновое, в зеленую — яблочное.
— Ко мне племянник приедет, — поделилась бабка Нюра. — Взрослый уже, хочет повидать места, где провёл детство.
— А ко мне сын из армии возвращается, — сказала Нина Гаврюшина. — Три года на флоте был.
— А я жду фельдшерицу из города, — сказала бабушка Маргарита. — Она только институт закончила, прислали сюда. Жилья пока не дают, так что я её к себе пустила побыть.
— А может дачников выберем? — сказал Саня Малышев. — Давно живут. Даже удивительно, что ничего с ними не случилось.
— Пожалуй, — согласился Егор Васильев. — А способ?
— Пчелы, — предложила бабушка Маргарита.
— Было, — сказала Нина Гаврюшина.
— Ветла, — напомнил Федя Демидов.
— Пусть пока постоит, — сказал Максим Колтырин.
— Удар молнии.
— Это как вообще? Нет — слишком сложно.
— Сортир, — вдруг поднял голову пьяненький Гриша Ерохин. — Помню, у меня как-то поросенок молочный в выгребную яму провалился — еле успели достать. А у дачников дом старый, туалет, небось, прогнил весь…
Все переглянулись.
— Хороший вариант, — сказал Егор. — Но нужен еще один способ — запасной.
Они расселись за столом, зажгли керосиновую лампу и стали пить горячий чай, пахнущий дымком и мятой, строя планы на ближайшее будущее.
Далеко вперед они не заглядывали, так как не знали, что будет с ними через год, через десять лет. Но они надеялись, что у них останется достаточно времени, чтобы отомстить за каждого убитого и пропавшего без вести.
Они надеялись, что у них хватит терпения и хитрости, чтобы и дальше скрывать свою ненависть.