Юрко снова очутился в белой посольской кибитке. Тут .все осталось по-прежнему: пол посыпан чистым речным песком, ложе из овечьих шкур, подушки. У изголовья чернел тяжелый каменный светильник с топленым жиром. Глиняный кувшин полон прохладного айрана. Все это напоминало Юрко те солнечные утра, когда к нему вместе с Сатларом приходила Зелла... И ему опять небывало захотелось жить.
Вечером Юрко подошел к обрыву. Стражи остановились в стороне и не спускали глаз с непокорного русича. Теперь совсем другими глазами Юрко глянул вниз, и по спине пробежал холодок.
Гора возвышалась над всей округой. Прыжок с ее вершины был верной смертью. Река отсюда казалась малой речушкой; Вода в ней почернела. И Юрко представил себе, как все произойдет: конь помчит его к пропасти, у самого края вскинется и оторвется от земли. Небо и земля закачаются, а река и прибрежные камни понесутся навстречу...
Взгляд Юрко невольно упал на знамя Беглюка, колыхавшееся на ветру. Искусно вышитый золотом конь шевелился, точно взмывал в небо. Юрко залюбовался им.
— Ему не хватает крыльев! Только крыльев!— прошептал он.
И вдруг горячая мысль обожгла: «А что если сделать крылья?.. Конечно, невозможно, но уж слишком многое обещает! Ведь там, за рекой, будет Зелла!.. Не может же хан бросать слова на ветер!»
Всю ночь Юрко видел в сновидениях распростертые от плеч крылья. Рядом летали орлы, внизу была земля-—зеленый ковер. Озера как голубые зрачки в темных ресницах камыша... Когда из-за края земли показалось золотое солнце, юноша знал, как надо сделать эти крылья. Не так, как делали Дедал и Икар. То похоже на сказку. А он сделает вернее... Ведь будут же когда-то люди летать?!
Утром из белой кибитки русича Сатлар прошел не к себе, а к ханскому шатру. Откинул полог и прищурился, всматриваясь в царивший внутри полумрак. Беглюк, развалясь на ковровой тахте, беседовал с иноземными купцами. Лицо его было бесстрастно, глаза полузакрыты. Купцы предлагали за сотню бобровых шкурок доставить витязя заморского, который умеет стрелять огнем.
— Он весьма искусно мечет шереширы из лука, — говорил толстый Галай. — Пятьдесят воинов натягивают тетиву — так велик этот лук и тяжел шерешир — стрела его. Ничто не устоит против огненного шерешира. Ты, хан, будешь тогда всесилен.
В этот момент вошел Сатлар. Чтобы скрыть свою радость, Беглюк обратился к нему:
— Сатлар! Что говорят звезды?
— Звезды молчат, великий хан! — ответил жрец.
— Что делает русит?
— Ждет своего часа и просит шкурок молочных жеребят, из замши которых шьют одежду для великих...
— Ай, шутник! — Беглюк пожал плечами. — Он еще не падает духом? Только не много ли будет чести руситу отъезжать к смерти в ханской япончице?
— Он говорит: обреченному на смерть дается все.
— А ты как думаешь?
— Избранник звезд не должен ни в чем нуждаться.
— Так говорят звезды?
— Так говорю я, их слуга. Исстари сказано: умирать должно с веселыми глазами.
Сатлар еще до восхода солнца пришел к Юрко.
Старик достал спрятанный в полах халата сверток и развернул перед Юрко тонкие, искусно выделанные шкурки.
— Возьми! И верь: я хочу тебе счастья.
Юрко обнял старика...
С этого дня Юрко редко выходил на прогулку. Оканчивалась вторая четверть луны, надо было торопиться. Сначала он нарезал тонких ремней и принялся сшивать мягкие, но крепкие шкурки: шорному искусству его еще в Киеве учили. Составил из шурок два вытянутых вширь полукруга, расстелил на полу юрты. Это были перепонки будущих крыльев. Затем вынул из крыши тонкие тисовые прутья, они были крепкие и гнулись, как ясеневый клееный лук. Разложил их на перепонках и каждый прут пришил к шкурке узенькими ремешками. На нижних прутьях связал петли: если в петлю, как в стремя, вдеть ногу, а верхний прут ухватить рукой и поднять его — развернется широкое кожаное крыло.
За неделю до дня звездопада у Юрко все было готово'. Каждое крыло складывалось. Тисовые тростинки прикреплялись к ремню у ворота и ниспадали с плеч изогнутыми лучами, прячась в кожаной перепонке, как в складках плаща.
На торжество к хану Беглюку съехалось много гостей. Пиры шли за пирами. Кумыс не успевали подвозить в кожаных бурдюках. Хмельное кружило головы. Раздавались крики о походе на запад: пройти через Русь до самых морей, выжечь каменные города иноземцев, вывезти в Дешт-и-Кыпчак все, что можно пригнать живым или сложить на повозки и приторочить к седлу. А потом можно будет продавать рабов бесконечно. Мусульмане сделают из них воинов и заставят воевать против своих же братьев — крестоносцев...
Посол хана Кончака сидел сумрачный, длинные усы висели вниз, он слушал всёх, грозно насупившись, потягивая кумыс из серебряной чаши. Он был недоволен: Кончак объявил себя великим ханом всей Дешт-и-Кыпчак, а тут решают за него, что делать кипчакам в будущем.
И вдруг заговорил строго:
— Надо ударить на руситов так, чтобы они навсегда забыли пути в Дешт-и-Кыпчак! А то даже взбалмошный Путивльский князишка Игорь было наделал страшную кутерьму в наших донских землях. Хотел отобрать у нас и Тмутаракань — свою бывшую дедовскую землю.
— Помню! — подхватил Беглюк. — Мы тогда посылали вам на помощь полки.
— Игорь налетел внезапно, хвастливо! Он — плохой полководец: горячий, зарывистый! Ишь ты! Захотелось ему испить донской водицы шеломом! А сам дальше носа не видит...
— А вы и поверили! Кабы не помощь всех ханов, разметал бы он вас, как щенят... Хорошо, что его ранили в руку. Он снял шлем, чтобы узнали свои и спасли... А узнали мы!.. Тут хан Чилбук Тарголов и захватил его в плен.
— То так! А он же хоть и моложав, а как старый лис,— сердито открыл посол Кончака. — Князь Киевский Святослав хотел выкупить Игоря за две тысячи гривен серебра. А мы решили перехитрить: пусть сначала выкупят всех своих младших князей и воевод за дорогую плату... Игорь раньше был хорошим другом хану Кончаку, наобещал и нам вечную дружбу, а сам сбежал... Бросил у нас сына, брата, племянника. Бросил и всех руситов-пленников.
— Ай, хитрец! Он стоит похвалы! — усмехнулся Беглюк. — Обманул вас, как баранов. Если бы ему удалось взбудоражить всю Русь на выручку пленников, вы не схоронились бы и за Тмутараканью, в горах. Он хотел дать последний бой, чтобы все кинчаки бежали прочь, а он владычествовал бы на Руси.
— Может, для того и сложили песню о нем? Геройскую песню... Кто-то из пленников сложил: меж собой они говорят и слушают ее в тайности. Хвалят князя Игоря!.. Но какой же он герой, когда бежал как заяц?
— Как лис! — поправил Беглюк. — Бежать — нелегкое дело. Нужна храбрость барса!
Мы гнались за ним, но и тут он всех перехитрил: бросил коней — пеший брел по лесам... Мы потом отомстили уруситам — весной сожгли Путивльский острог и Ромны... Убили и увели пленных.
Посол Кончака говорил все тише, устало, залпом выпил чашу кумыса и опять умолк. К Беглюку подсел хан Емяк, прибывший из восточных степей, и заговорил тихо, ближе к уху:
— А мы хотим быть хитрее... получить выкуп от руситов — две тысячи гривен: их князь Ярослав Глебович у меня в плену, на реке Итиль. Ловко придумано? Туда они не дойдут. Не наберут они и столько серебра. Иди с нами! Ты получишь добычу и невиданное величие, как старший хан. А хан Кончак опозорился, упустил такую добычу—князя руситов! Позор на всю Дешт-и-Кыпчак!
Как ни был хмелен Беглюк, однако вспомнил, что хан Емяк дружил с русичами, вместе с ними ходил на булгар. А несколько лет назад тот же хан Емяк с соседними князьями засылал князю Роману Глебовичу послов с тайными кознями против него. «Вы хотите украсть мою силу!» — подумал он, а вслух сказал:
— Почести делят только глупцы. Мне хватит и того, что имею.
— Счастливец! — улыбнулся Емяк, заходя с другого конца, чтобы привлечь могущественного хана на свою сторону. — Вся степь до самого Лукоморья восхваляет красоту твоей дочери...
Говорил Емяк и украдкой наблюдал за Беглюком. Но тот равнодушно слушал гостя, не выражая ни удивления, ни радости.
—Что скажешь ты, — как бы между прочим спросил Емяк,— если мой полонянин, князь: руситов, пожелает породниться с тобой? Ведь если захотеть, его можно сделать великим князем. И он достоин этого!