Что касается дяди, вроде бы именно он становится наследником шведского трона, если я приму православие. Но вот вопрос, а как так получается, что православный парень не может стать королем Швеции, а епископ – вполне. Разве епископы, когда сан принимают, не отрекаются от всего земного, включая столь низменные вещи, как королевские короны? Этот вопрос нужно обязательно уточнить. Вдруг можно дядьке нервишки помотать. Просто за то, что так плохо со мной обращался все эти годы. И да, я уже говорил, что злопамятный.
Во всей этой ситуации было одно хорошо, когда я слег, картинно стоная с полотенцем на лбу якобы в лихорадке, меня на время оставили в покое, и я сумел восстановить кое-какие знания немецкого языка, который был для мальчишки родным и записан куда-то в подкорку в его черепушке. Для этого я заставил Крамера читать мне «Дон Кихота», перевод которого я более-менее знал и мог включать ассоциации. Кроме того, довольно тихий голос камер-интенданта убаюкивал, я переставал думать, у меня вообще высшая мыслительная деятельность прекращалась, и включалась та самая подкорка, накладывающая немецкий на новую кальку, если можно это так назвать. К моему собственному удивлению, этот метод вполне работал, и уже в конце первого дня я мог немного общаться уже на немецком. Проблема заключалась в том, что я перестал дифференцировать, когда говорю по-немецки, а когда по-русски и вполне мог перескочить с одного языка на другой даже не задумываясь. Но я стараюсь изо всех сил, чтобы этот маленький промах убрать, пока он не закрепился за мной в качестве этакой фишки.
Кроме того, я составил для себя хоть маленько приемлемую диету, наказав Румбергу кормить меня только вот так и никак иначе, потому что от другого меня тошнит, рвет, пучит и вообще – понос, это такое дело, которое может сильно задержать нас в пути. А на улице зима, и частые остановки обязательно приведут к тому, что точно что-нибудь отморожу себе жизненно важное, когда буду сидеть с гордым видом и с голой задницей в сугробе. Кажется, Румберг поверил и проникся, во всяком случае, как-то саботировать мой приказ не решился.
Теперь я жрал пару вареных яиц, кашу, сдобренную маслом и теплый куриный бульон с отварным куриным мясом. Никакого вина, пусть и разбавленного до состояния испуга, только кипяченая вода. И никаких сосисок с кислой капустой и пережаренных свиных ребер. Это, конечно, где-то вкусно, но мне сейчас не до вкусностей, мне бы выглядеть начать на свои почти четырнадцать лет, и тут уж не до жиру.
Кроме всего прочего, я досконально изучил свое тело. Где-то слышал, что Петр III страдал фимозом, вроде поэтому долго не спал с женой. Так вот, похоже, что женушка про фимоз все выдумала. Потому что у меня настоящего была эта… хм… болячка. Лечилась просто – крайняя плоть, которая при фимозе слишком длинная и прирастает к головке одного очень важного для мужчины органа, не давая ей открываться, оттягивалась и хренакс – обрезание, в общем. Можно и без него, но больно и долго, и отдает онанизмом, постоянно теребить причинное место, сдвигая и отодвигая, ну, это такое дело, да плюс мыть надо под тем, что отодвигаешь, а чем, если даже для того, чтобы руки помыть, воды хрен допросишься? Так, о чем это я, ах, да, у герцога ничего с ревом отодвигать, чтобы помочиться не нужно, само все прекрасно отодвигается, так что, вопрос о болячках остается открытым, так же, как и о том, а, собственно, почему он с ней все-таки не спал? Но, вот об этом думать мне пока точно рановато.
На четвертый день уже под вечер ко мне в комнату ввалился, не постучавшись, Брюммер. Он вообще никогда не считал необходимым соблюдать со мной какие-то правила приличия.
– Вставайте, ваше высочество, – от него несло вином и раздражением. – Король Фридрих желает вас видеть.