Мистер Томсон начал понемногу вставать. Он страшно сердился на доктора, запрещавшего ему читать газеты.
— Я же могу умереть от скуки! — говорил он.
Но доктор был неумолим. От скуки не умирают. Разрешил только прогулки по саду.
И вот, в один теплый осенний день мистер Томсон сидел в саду в кресле и поглядывал на большой многоэтажный дом, возвышавшийся по ту сторону улицы.
Из одного окна вылетела вдруг «галка», сделанная из старой газеты, и, причудливо извиваясь, полетела по воздуху. В окне послышался детский смех, и выглянули две головы. Дети следили за полетом, и мистер Томсон от нечего делать занимался тем же.
Галка летела так, словно она могла обсуждать и обдумывать свои движения. Она то останавливалась, то поворачивалась стремительно, то снова застывала и летела в противоположную сторону. Наконец она успокоилась у ног мистера Томсона. Тот поднял ее и помахал ребятишкам, которые восторженно захлопали в ладоши.
И тут же мистер Томсон прочел на крыле «галки»:
«Похороны юного Рингана».
Сердце у него замерло.
Мистер Томсон дрожащими руками развернул газету.
«Печальное зрелище, — писал журналист, — представляют собою всякие похороны. Но когда мы хороним старика, у нас есть хоть то утешение, что умерший совершил свой жизненный путь и получил заслуженный, а может быть, и желанный отдых. Но тут... Какое может быть у нас утешение? Юный, красивый, богатый, он был внезапно похищен ненасытною смертью!»
Мистер Томсон не стал читать дальше.
— Понимаю, — пробормотал он, — отравили меня и за это время разделались с ним... И, небось, не позволили вскрыть тело. О, мерзавцы! И никаких улик! Никаких улик!.. Но им то что... Пусть их подозревают. Деньги-то у них в кармане. О, мерзавцы!
Он встал и, хотя был очень слаб, направился к дому.
Лакей выбежал ему навстречу.
— Вас там спрашивают, мистер Томсон, по очень важному делу... Я было не хотел пускать, да уж очень просили.
Лакей не сказал, что просьба состояла главным образом в том, что ему дали десять долларов.
Мистер Томсон вошел в дом, и опираясь на мебель и стены, направился в гостиную.
Там его ждала странная группа.
Коренастый загорелый моряк в белоснежном кителе, какой-то джентльмен «докторского» типа и бронзового цвета мальчик в изящном костюме, который нескладно сидел на его широких плечах.
— Чем могу служить? — спросил мистер Томсон удивленно.
— Здесь нас никто не услышит? — вместо ответа произнес доктор.
— Никто!
— И никто сюда не войдет?
— Никто!
Доктор сделал мальчику знак.
Тот с самым равнодушным видом снял пиджак и поднял рубашку.
— Что? — вскричал Томсон. Чтоб не упасть, он ухватился за кресло.
— Это настоящий внук Рингана! — сказал капитан и захохотал было как пушка, но сразу осекся и испуганно поглядел на доктора.
Мистер Томсон крепко сжал себе голову обеими руками. Он чувствовал, что без этой предосторожности череп его неминуемо лопнет.
XIII. Никогда не следует соглашаться умирать
Когда Володя согласился «умереть» и собирался ложиться в гроб, он еще раз спросил мистера Нойса:
— А вы скоро меня освободите?
— Говорю тебе, что в тот же день, как только стемнеет. Ты не беспокойся. В гробу будут дырочки, мы дадим тебе бутербродов и бутылку с водою, и ты там устроишься великолепно. В землю тебя не зароют, а поставят в семейном склепе Рингана. В тот же вечер я тебя освобожу оттуда, дам тебе прямой билет до Москвы и денег...
— А если меня узнают?
— Надень вот эти синие очки, ну и корчь какую-нибудь рожу, пока не уедешь из Сан-Франциско.
И Володя «умер».
Врач после краткой беседы с мистером Нойсом констатировал факт смерти, а несчастная «мать» была в таком отчаянии, снова потеряв «сына», что никого не подпускала к нему. Конечно, если бы мистер Томсон не был тяжело болен, комедия не удалась бы. Он созвал бы консилиум врачей, потребовал бы вскрытия тела, ибо несомненно заподозрил бы преступление. Он слишком хорошо знал молодых Ринганов. Но мистер Томсон лежал без сознания и если не умер, то, очевидно, лишь благодаря тому, что мистер Нойс положил в чернослив такую дозу яду, которая должна была лишь вышибить мистера Томсона на время из строя, но не убить. Одновременная смерть опекуна и опекаемого была бы подозрительна. И то уж в городе перешептывались. Но никто не мог, да и не хотел браться за это дело. И стоило ли ссориться с Томасом Ринганом. Лучше было, напротив, подружиться с ним, чтобы как-нибудь коммерчески использовать эту дружбу.