После тысячекилометровой трассы
при 68° на солнце
Скоро большой населенный пункт — окружной город. Город? Только в прошлом году деревня Кадиоло получила ранг города, а комендант, юный и полный жажды деятельности, здесь всего лишь полгода. Он оказывает нам дружеский, почти сердечный прием без всякой сковывающей торжественности. Молодая овчарка обнюхивает гостей, веселые женщины в пестрых одеждах приносят стулья, комендант предлагает коньяк с содовой, и разговор без околичностей переходит на дорожные катастрофы, недостаток технических средств, не дающий возможности быстро убрать обломки, на растущую готовность крестьян содержать дорогу в порядке, на изобилие манговых плодов и на посадки кофе в округе. С кофе проводятся опыты, но результаты пока еще не удовлетворительны.
Как уже было сказано, мы бродяжничаем. Покидаем широкое шоссе, чтобы посетить деревни в стороне от дороги. Здесь живет народ сенуфо. Дворы напоминают глиняные крепости; сараи для проса стоят на тонких глиняных ножках, чтобы проветривалось хранящееся в них зерно. Хижины с фетишами более часты в деревнях, чем мечети. Потом мы попадаем на озеро, пастельно-зеленый диск, слегка сморщенный полуденным ветром. Полная тишина на берегу, только изредка выпрыгнет из воды рыба или жалобно вскрикнет невидимая птица. Это озеро, как говорят, кишит крокодилами. Но поскольку сейчас полдень, ничто не движется в воде, крокодилы отдыхают в своих сухих норах на берегу. Мы видим лишь их следы и можем даже рассмотреть норы. Стоять перед следами и норами и воображать, как крокодилы наслаждаются своим полуденным сном, — это, конечно, не так уж много. И все же мы снижаем наши голоса до шепота: мы хотели бы их видеть, но ни в коем случае не пугать…
Воды озера исключительно богаты рыбой, сообщает нам Диавара. У него это звучит так:
— Сколько я живу на свете, я никогда не видел такого богатого рыбой озера, как это. — А стоя перед челноком, вытянутым на берег, он провозглашает: — Один раз закинуть сети, месье, и лодка у вас будет полна рыбы.
И с бегемотом нам не повезло: единственный, который здесь жил, ушел из озера вниз по реке.
Мы возвращаемся в Кадиоло.
Деревня или город? И в каком случае в африканских условиях деревня становится городом? Большинство жителей Кадиоло — крестьяне, которые живут в круглых хижинах. Здесь господствует тесная толпа хижин, забавный ряд которых напоминает собрание ревностных и дисциплинированных гномов. В современном кубическом стиле, хотя все из того же строительного материала — глины, построены клуб молодежи, школа, побеленная санитарная станция с ее сверкающим красным крестом, хорошенькая крохотная почта, жилище коменданта, наполовину готовый дом для врача, который должен вскоре прибыть.
— Мы очень надеемся, что доктор скоро приедет и что наш домик подойдет ему по размерам. У врача девять детей, — говорит нам комендант.
Многие из этих построек возникли благодаря добровольной работе жителей нового окружного города, и весь Кадиоло, с его хижинами, домами, строительными участками, спрятанными в темную зелень манговых деревьев, запечатлевается в памяти, как скромная, милая картинка африканского местечка, где люди только что начали делать что-то для своей собственной пользы.
Откуда-то из поселения круглых хижин с остроконечными травяными крышами, из этого собрания гномов, неожиданно поднимаются, нет, вырываются клубы густого бело-желтого дыма.
— Пожар! — кричит Диавара и выскакивает из машины.
Мы бросаемся за ним, нас захватывает общий стремительный темп, который с ошеломляющей быстротой теряет характер суматохи; беготня превращается в размеренную, упорядоченную работу. Около колодца скопились женщины и девушки; женщины с полными оцинкованными ведрами, с белыми эмалированными тазами, с калебасами цвета охры спешат к месту пожара и обратно, бабушки проворно стаскивают с дороги многочисленных детей, чтобы для воды был открыт свободный путь. Мы держимся оранжевого бубу Диавары, пробиваемся вслед за ним вплоть до очага пожара, который чреват серьезными опасностями. Хижины слишком тесно стоят одна возле другой, трава на крышах совершенно сухая. Не превратится ли сегодня старый Кадиоло на наших глазах в пепел?
Три молодых парня на крыше горящей хижины одним махом выливают воду из ведер, тазов, калебас на ядовито дымящуюся черную траву. Все больше льют воды, и равномерно повторяются одни и те же движения: парни нагибаются, выпрямляются, выплескивают воду на конус крыши. В воде нет недостатка. Сколько девушек и женщин стоят на пути к колодцу! Из острия крыши дым поднимается, как столб, к чистому небу. Молча стоят рядом старики, наблюдают, изучают, ждут, сдерживают детей — детей, с широко открытыми глазами, словно обезумевших от этого ужаса, от этого потрясающего события. Одна бабушка беззвучно плачет. Ее бедный домашний скарб, постель, несколько табуретов — все совсем мокрое лежит в стороне. Дело давно уже не в ее хижине. Крыша скрывается за красными языками пламени. Воды, больше воды! Парни кашляют; с большим трудом, балансируя руками, они удерживаются на краю крутой, все более скользкой, все более горячей травяной крыши. Теперь девушки бегают быстрей. И вокруг тишина… Как будто весь город затаил дыхание.
Но одно теперь уж ясно — мокрые с головы до ног люди справятся с огнем. Связки травы стаскивают с крыши, следом летят дымящиеся балки, еще несколько ведер воды на все это и еще раз. Последние ведра завершают триумф добровольных пожарных — опасность миновала. Тишина наполняется человеческими голосами, шумом, криками, кто-то пытается смеяться.
Пожар не длился и пяти минут. Только теперь мы замечаем, что стоим рядом с комендантом города.
— Ну, — обращается он к нам, — как видите, Кадиоло смог предложить вам даже фейерверк.
Больше всего мне хотелось бы поздравить его. Но с чем? Со спасением жалкой хижины?
— Это могло плохо кончиться, — говорю я.
— Ничего страшного. Пожар не представлял серьезной опасности.
— Здесь нет пожарной команды?
— Вы не заметили, как все хорошо работали? Каждый из них и есть пожарная команда.
Красное шоссе сверкает, когда после полудня мы возвращаемся назад в Сикасо, 120 километров назад от той границы, которую мы, гонимые педантичным честолюбием, все же посетили. И не были вознаграждены. Различия менее всего заметны на границах: и по ту и по эту сторону те же деревья, те же луга. А сегодня это было уж совершенно абсурдно. Где-то рядом с дорогой вдруг оказался железный щит с надписью «Берег Слоновой Кости. Абиджан, 770 км». Таможня находилась в соседней деревне.