Выбрать главу

— Илья Петрович! — Он обернулся. — Вы знаете, что сказал бы вам Козьма Прутков?

— Нет, не знаю. А что бы он мог сказать?

— «Не ходи по косогору — сапоги стопчешь!» Поднимайтесь наверх и идите по ровному месту.

Он улыбнулся, поднялся из воронки, помахал мне приветливо рукой и быстро зашагал прочь.

Я стоял на краю воронки и старался представить себе, как произошел взрыв.

…С большой скоростью огромный болид врезался в землю и, мгновенно превратившись в клубок газа, внутри которого развились необычайно высокое давление и температура, разорвался, словно колоссальная бомба, сметая и сжигая все на своем пути. Если действительно все именно так и произошло, то нечего было надеяться найти хотя бы микроскопический кусочек метеорита в этой воронке. Если все же от метеорита остались осколки, то взрывом их должно было разбросать на многие километры вокруг…

Замечательная мысль мелькнула вдруг у меня. Второй болид! Он летел вслед за первым на северо-восток. Первый болид врезался в землю и взорвался. А второй? Он ведь в тот момент был еще в воздухе, и по нему с чудовищной силой ударила встречная взрывная волна от первого болида. От этого удара второй болид должен был разлететься на тысячи мелких осколков, которые, изменив направление своего полета, были отброшены назад, на юго-запад. Назад! Не на северо-восток, а на юго-запад!

Я решил тут же проверить себя и зашагал на юго-запад, внимательно глядя себе под ноги.

Отличить осколки метеорита от простых камней несложно. Осколок должен иметь особый цвет или обладать магнитными свойствами, если он железный; поверхность его часто бывает покрыта небольшими язвочками-регмаглиптами, образующимися от неравномерного нагревания метеорита.

Я помнил все эти приметы и, заметив какой-нибудь камень, не похожий на те, что лежали вокруг, осматривал его, подносил к нему магнит, придирчиво отыскивал язвочки ожогов и… чаще всего выбрасывал. Только некоторые, наиболее подозрительные камни, я складывал в полевую сумку. Когда я прошел несколько километров, ремень сумки так натер мне плечо, что я решил сделать привал и уселся на ствол поваленной пихты. Высыпав камни из сумки, я понял, что зря протащил их на себе несколько километров: ни один из них не был метеоритом.

Я огляделся. Вокруг черные стволы поваленных взрывом деревьев. Сплошные угли. Вдруг на обгоревшем стволе лиственницы я заметил сверкающий ярко-голубой предмет. Я подбежал к дереву и увидел, что в него впился какой-то прозрачный красноватый камень. Через несколько минут камень, вырубленный вместе с куском ствола, лежал у меня на коленях. Он был невелик, примерно в пол-ладони величиной. Его грани были гладкими, как у вара, когда его сильным ударом разбивают на куски. Камень красиво переливался красноватым цветом, но, как только я посмотрел сквозь него на облака, он неожиданно сделался голубым. Камень пропускал сквозь себя только голубые лучи, а отражал красные. Я снова и снова подносил камень к глазам — цвет его все так же менялся.

Мне никогда раньше не приходилось заниматься ни минералогией, ни геологией, и теперь я очень пожалел об этом. Когда-то я случайно попал в минералогический музей и теперь вспомнил, что я видел там один небольшой, с горошину, камень, кажется александрит, который становился то красноватым, то синеватым в зависимости от того, при каком освещении его рассматривали — при естественном или при искусственном. Но это было совсем не то, что я наблюдал сейчас.

Тихонько покачивая камень из стороны в сторону, я извлек его из куска дерева. Метеорит или нет? Если да, то начинает оправдываться моя гипотеза… Неужели не метеорит? Но откуда же еще взяться такому камню в стволе лиственницы, как не от взрыва болида? Камень мог вонзиться в ствол только при падении с неба. Или его вбил в дерево человек? Нет, последнее невероятно — камень, по всей видимости, либо драгоценный, либо полудрагоценный. Найти бы еще такой камень, и ни у кого не оставалось бы сомнений, что это подлинный метеорит. Еще один! Я поймал себя на том, что волнуюсь, как всякий исследователь, когда у него в руках кончик нити — стоит потянуть за него, и клубок распутается.

Я спрятал и осколок и кусок дерева в сумку и решительно направился дальше на юго-запад.

Вслед за сожженным лесом начался тот самый бурелом, который мы сегодня утром наблюдали с вертолета. Значит, я ушел довольно далеко от воронки.

Я с трудом продвигался вперед, пока не подошел к невысокой сопке, у подножья которой, словно спички, были навалены друг на друга деревья.

Под деревьями на склоне сопки я рассмотрел какое-то отверстие в земле. Берлога? Но почему же она находится так высоко? Почти бегом пустился я к загадочному отверстию. Дух захватило у меня от радости, когда я перелез через беспорядочную груду поваленных деревьев. Это было не простое отверстие, — земля вокруг него была оплавлена и обожжена, словно кто-то ткнул в склон сопки толстой раскаленной болванкой. Сомнений быть не могло: сюда врезался большой осколок, и лежит он там, внутри холма.

Цепляясь за сучья, я подобрался к самому отверстию, сунул туда голову и пополз вперед.

Ход резко расширился. Я очутился в небольшой пещере, и тут же у меня вырвался крик восторга.

В глубине пещеры светился, переливаясь всеми цветами радуги, большой камень необычного вида. Колышущиеся волны света — голубого, зеленого, красного — перебегали от одного его края к другому. Чистые тона радужных волн, их медленное колыхание можно было сравнить только с полярным сиянием.

Я стал внимательно рассматривать осколок. Он был величиной с крупную дыню и имел такую же вытянутую форму. Поверхность его была гладкая и блестящая, точно отполированная. Пораженный и очарованный этим невиданным зрелищем, я несколько минут, не отрываясь, любовался камнем. Теперь моя гипотеза была доказана. У меня было два осколка. Я достал из полевой сумки свой первый осколок — странно, он не светился…

Удивленный, я поднес его к сияющему радугой большому камню, и в тот момент, когда они соприкоснулись, по маленькому осколку тоже забегали узкие радужные полоски. Они перебегали так часто, что рябило в глазах. Как только я отодвинул маленький осколок, он перестал светиться, прижал к большому — он засиял вновь.

Так вот в чем дело! Это уже что-то знакомое: для того чтобы осколки болида светились, надо, чтобы их масса была больше какой-то критической. Вроде цепной реакции в куске урана.

Когда, наконец, улеглось волнение, вызванное драгоценной находкой, я почувствовал, что устал. Я отвык от долгой ходьбы. У меня гудели ноги, кровь стучала в висках, смыкались веки. В маленькой пещере было тепло и уютно, радужные полосы света одна за другой перебегали по своду пещеры. Я почувствовал, что должен хоть немного отдохнуть, иначе мне не дойти назад к воронке. Меня одолела сладкая дремота.

Уже засыпая, я подумал, что Илья Петрович, наверное, начал беспокоиться обо мне, что надо бы возвращаться назад, но я не смог побороть усталость и погрузился в сон…

ТАЙНА МЕТЕОРИТА

Сон прошел без сновидений. Открыв глаза, я увидел над собой ровный белый потолок. Позади меня кто-то тихо сказал:

— Кажется, проснулся…

Я оглянулся. Два врача в белых халатах и шапочках внимательно следили за каждым моим движением.

Спросонок я не мог сообразить, что произошло. Все тело мучительно ныло, словно я был жестоко избит. Правая рука онемела и не двигалась. Я снова откинулся на подушку.

Врач со смуглым, как у цыгана, лицом нагнулся ко мне и тихо спросил:

— Как вы себя чувствуете, Александр Александрович?

— Ничего. Где я?

— В Верхоянском санатории. Не волнуйтесь, через два-три дня вы будете совсем здоровы…

— Что со мной?

Врач замялся, видимо тщательно подбирая слова для ответа.

— Ничего страшного. Сейчас уже нет никакой опасности. Вам нельзя много говорить.

Второй врач незаметно вышел из комнаты и вскоре вернулся с тарелкой дымящегося бульона на подносе. Только теперь я почувствовал, как я проголодался, и с жадностью съел бульон.