А Фрида Брентен почувствовала, что силы вдруг оставили ее. Шатаясь, добралась она до дивана.
— О господи, как же мне было страшно!
Малютка уснул в дедушкином кресле. Пока Фрида Брентен переносила его в кроватку, Виктор сбегал на затихшую улицу. На мостовой валялись груды сломанной мебели, помятые ведра, осколки стекла и черепки цветочных горшков, но людей нигде не было. Через каждые несколько минут проходили полицейские патрули. Недалеко от Циммерштрассе стояла группа полицейских. Виктор внимательно вглядывался в подъезды на противоположной стороне улицы, не засели ли где-нибудь шпики. Не заметив нигде ничего подозрительного, он решил, что уже можно запереть внизу входную дверь и привести беглеца в квартиру. Надо ему сделать перевязку, и пусть умоется и почистится. «Как хорошо, — думал Виктор, — что мы спасли его!»
— Бабушка, дверь внизу я запер. Сейчас сбегаю за ним.
— Раньше согрей воды, надо ему привести себя в порядок.
Виктор поставил кастрюлю с водой на плиту и помчался на чердак.
Беглецу, вероятно, еще и восемнадцати лет не исполнилось. Это был цветущий юноша с милым лицом. Смеясь от радости, что нацисты ушли несолоно хлебавши, он благодарно пожал руки Фриде Брентен и Виктору.
— Меня-то с превеликим удовольствием сцапали бы!
— Вам бы, конечно, изрядно попало? — спросила Фрида Брентен.
— Что говорить! Они бы из меня котлету сделали, а потом бросили бы в концлагерь.
— Так у вас, наверное, все поджилки от страха тряслись, а?
— Не без того! — сказал юноша, вытирая лицо. — Ах, я запачкал кровью полотенце.
— Пустяки. Однако дайте посмотрим, что там у вас? Здорово досталось? Ранку на голове нужно перевязать. Пластырь, кажется, у меня есть. — Но раньше чем пойти за ним, она прибавила: — Вы ведь отлично знаете, что вас ждет, если вас поймают, и все-таки лезете в драку…
— А то как же? — ответил комсомолец. — Честный рабочий иначе поступить не может. Если им все спускать с рук, они в бараний рог скрутят нашего брата.
Фрида Брентен пошла за пластырем и бинтами.
Виктор торопливо сказал:
— Она говорит не то, что думает. Мой дедушка тоже коммунист, и он в концлагере.
— Ее муж?
— Да, — с гордостью ответил Виктор. — И мой папа коммунист, он скрывается. Его ищут.
Молодой рабочий радостно засмеялся.
— Ого, значит, мне повезло… Но как же вы, — сказал он Фриде Брентен, вернувшейся с перевязочным материалом, — уговариваете рабочих не бороться против нацистов, если ваш собственный муж в концлагере? Это же его тюремщики! Если с ними не бороться, так ведь и муж ваш до конца дней своих не увидит воли!
— Дайте-ка сюда голову! — строго сказала Фрида Брентен.
И ее подопечный, сидя на стуле, еще пригнулся, чтобы маленькая женщина могла его перевязать.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Под вековыми буками и липами, по ухоженным дорожкам вдоль высокого берега плавно текущей Эльбы, по которой вверх и вниз двигались пузатые баржи, прогулочные катера, шли Вальтер Брентен и Эрнст Тимм.
— Неужели все это еще существует?! Эти сережки и эти почки на ветках и веточках! — тихо говорил Вальтер. — А воздух! Он прямо-таки вкусный, никакого сравнения с городским! — Вальтеру казалось, что он никогда еще не видел такого высокого, такого ясного лазурного неба.
— Гениальная мысль пришла тебе в голову, Эрнст, перенести сюда нашу встречу.
— Не правда ли? — подхватил Тимм. — Время от времени надо подышать запахами трав и молодой листвы, понаблюдать за жучком, разгуливающим по твоей руке. Но давай к делу… Ты, значит, подтверждаешь, что среди рабочих ведутся споры о долговечности диктатуры Гитлера — надолго ли она утвердилась, или это лишь временное явление. Если большинство рабочих полагает, что это явление временное, то мы обязаны сказать им: все зависит от нас самих. Только мы, рабочие, можем сократить пребывание фашистов у власти. Ведь многие вполне серьезно говорят: если фашистская диктатура лишь временное явление, так зачем подвергать себя опасности? Согласиться с этим — значило бы прийти к социал-демократическому девизу: ждать, пока явление само себя изживет. Это, в свою очередь, означало бы — и тут спорить не приходится — капитуляцию, то самое, чего жаждет гитлеровская банда. По-моему, в своей передовой ты должен подчеркнуть, особо подчеркнуть эту опасность.
Вальтер слушал и в то же время всем существом своим отдавался очарованию весеннего дня. Он то и дело устремлял восхищенный взор на сверкающую сквозь ветви деревьев речную гладь. Вон там, в тени, уже белеют подснежники! А воздух! Какой чудесный, терпкий! «А-ах!» — вздохнул Вальтер.