Раздался звонок, возвещавший о начале заседания. Вальтер поискал глазами Бурхарда и поспешил к нему.
Каким торжественным и праздничным был этот красиво убранный зал, где в братском содружестве сидели рядом делегаты обеих рабочих партий, слушая могучую и вдохновенную музыку Бетховена. Какое ликование поднялось среди присутствующих, когда на сцену с левой стороны вышел среброголовый Вильгельм Пик, а с правой — Отто Гротеволь, и оба, сойдясь на середине, протянули друг другу руки и слили их в братском рукопожатии. Над ними, в рамке красных знамен, висели портреты Августа Бебеля и Эрнста Тельмана. В одном из ярусов кто-то запел:
То тут, то там вступали голоса:
И вот уж весь зал, сотни голосов, коммунисты и социал-демократы, мужчины и женщины, старики и молодежь, подхватив, запели:
В перерыве к Вальтеру подошел товарищ, поздоровался с ним и представился:
— Загер, Фриц Загер. Товарищ Хопперт сказал мне, что я буду работать с тобой вместе.
— Ах, это ты, значит? Тогда позволь еще раз пожать тебе руку. Теперь, когда мы объединились, работа пойдет вдвое веселей.
— Я сидел в Бухенвальде. Пять лет. Уже там мы, социал-демократы и коммунисты, научились действовать единым фронтом.
Вальтеру понравился его новый коллега; Загер был лет на десять моложе его и производил впечатление спокойного, вдумчивого человека.
— Ты был членом социал-демократической партии?
— Я был в Союзе социалистической молодежи.
— Нам придется очень много работать, товарищ Загер, — сказал Вальтер.
— Чудесно! Сколько лет мы этого ждали!
— А когда начнем?
— Тебе решать.
— Во вторник утром, согласен? Вечером я иду смотреть «Натана»[32].
Во вторник, приехав к обеду домой, Вальтер застал у подъезда и в маленьком палисаднике несколько рабочих в синих комбинезонах; растянувшись на траве, рабочие грелись на солнышке.
— Загораете? — крикнул им Вальтер.
— Загораем. Денег это не стоит, — ответил кто-то из них.
Не действовал водопровод. Айна, которая тоже только что вернулась, была в большом огорчении; она не успела заблаговременно запастись водой.
Вальтер сел к письменному столу и принялся за составление отчета об Объединительном съезде.
Проработав добрых два часа и написав значительную часть отчета, он случайно выглянул в окно. Рабочие по-прежнему лежали на траве в палисаднике, греясь на солнышке. Что ж это такое? В доме нет воды. А это, несомненно, водопроводчики. Неужели у них все еще обеденный перерыв? Он взглянул на часы. Без нескольких минут четыре. Кто дал им право, не считаясь с нуждами жильцов, как вздумается, растягивать обеденный перерыв?
Вальтер прервал работу и сошел вниз. Один из рабочих, загородившись от солнца ладонями и моргая, взглянул в его сторону.
— Здравствуйте, друзья!
— Здрасть…
— Скажите, пожалуйста, у вас что, не кончился обед или вы уже пошабашили?
— Вас это интересует? — спросил тот же рабочий, повернувшись к нему.
— Чрезвычайно!
— А касается ли это вас?
— Даже очень!
— А почему бы?
— На это очень просто ответить. Я живу в этом доме. Как вам известно, водопровод не в порядке. Я очень заинтересован в том, чтобы он работал. Теперь вам понятно, почему?
Двое молодых рабочих, по-видимому ученики, все время хихикали. Высокий, несколько грузный рабочий сел, склонил голову набок, снизу вверх взглянул на Вальтера и сказал:
— Я вам все объясню. Ответьте, пожалуйста, мне на вопрос: что произойдет с автомобилем, если кончится горючее? Поедет он дальше или станет? Он станет, верно ведь? Или так еще: что случится с лошадью, если ее заставят тянуть тяжелый воз, а жрать не дадут? Она брякнется, верно ведь? Ну, вот вам и ответ. Мы не желаем брякаться, поэтому мы стали или, точнее сказать, легли.
И он опять растянулся.
— Да перестаньте вы там хихикать, как идиоты! — прикрикнул он на учеников.
— Если я вас правильно понял, то вам нечего есть? — сказал Вальтер.
— Не то что нечего, а недостаточно.
— Теперь выслушайте меня. Я считаю ваше поведение безответственным. Вы что, совсем не думаете о жильцах этого дома, таких же трудящихся, как и вы? По вашей вине эти люди до сих пор сидят без воды.
— Вот что, многоуважаемый!.. — Грузный рабочий приподнялся и сел. — Мы, рабочие, получаем заработную плату для того, чтобы сохранить свою рабочую силу. Понятно вам? Я, желая сохранить свою рабочую силу, имею право тратить ее только в соответствии с заработной платой. Понятно вам? Или политическая экономия слишком трудная наука для вас? Той заработной платы, которую я теперь получаю, хватает только на четыре часа работы в день. Ясно?