Это внизу. А наверху тоже интересно. Два русских бандита на скале скитальческие песни поют. Летают буржуа, разноцветными крылышками машут. На животе парашют. Небо голубая сковородка. Яичница солнца. Русские, как всегда, загадочны, словно русалки. Буржуа крылышкуют. Голову береги! Влекомый воздушным потоком летит. Русский хвать его за кольцо. Дерг. Кишки парашюта наружу. Je mourir кричит буржуа икароподобный. Парашютная погода.
Я бы тоже хотел жемурир. Но, чтобы умереть, надо сначала заработать. Но анархисты не заботятся о похоронном бизнесе. Но справедливость должна. Искусство требует. На место одного убитого буржуа прилетают целые стаи. Запрещают психиатрам спать с пациентами. Вот почему Европа измучена. Одной велосипедной прогулкой положения не исправишь. Начинать надо с салонов красоты. Затем подтянется Wikileaks. Я уверен.
Я так долго смотрел на белую дверь, что сомнений не осталось. В журнале пожарной безопасности написано, что все сгорели. Почему же я здесь? Почему дверь белая? Как она могла? Вопросы, вопросы. Пароли, пароли. Если когда-нибудь я встану и дойду до двери. Что-то новое откроется. Надо вообразить, что ничто не связывает меня со стулом. Вообразить отсутствие. О, да! Работа воображения. Это вызов. С 1917 года в Европе никто не работает. Сюрреализм по инерции. Те же буржуа на ренте.
Жемурир. Они говорят: я должен. Я отвечаю: справедливость должна. Они злятся. Угрожают. Да, пожалуйста. После того, как погибли парикмахеры и красавицы. Я тоже готов. Обычно заложников пугает, что бандиты не имеют лицензии на погребение. Я этого не боюсь. Пожалуйста: раскидайте суть. Например, по лесу. Вы — жалкие второстепенные персонажи классического романа — смеете мне угрожать? Моя привязанность к стулу ваших рук дело. Но гордится вам нечем. Я гораздо сильнее привязан ко многим другим вещам. Но и с ними расстанусь. Стул! Что стул? Белая дверь, вот что занимает меня. Как могла она остаться белой, если в помещении был пожар?
Значит ли это, что передо мной сверхъестественное? А за ним? С детства занимала проблема предела. Бесконечная вселенная. Чтобы это постичь, надо границу перейти. Возможно, маркиз прав и счастливым делает только преступление. Плеточкой по живому. Девственниц на фасциний. Заложников привязать к стулу. Но делать это следует не корысти ради. Преступление искусства должно быть посвящено идее бесконечности. Садовник перетрахал анархистов. Розы увяли. Салон красоты закрыт по техническим причинам. Взгляните на мир глазами камер видеонаблюдения. Битый час вам объясняю разницу между арт-рынком и настоящим искусством. Зачем открывать, если можно скрыться? Сейчас мы встанем все вместе — захватчики и их жертва, писатели и их читатель, религиозные фанатики и их пророк — пойдем к двери, чей цвет уже не имеет значения, и подвиснем в очаровании вопроса, решение которого часто занимает всю жизнь. Открыть или скрыться?
Дмитрий Григорьев
ПОБОЧНЫЙ ЭФФЕКТ
Нам не дано предугадать
Как слово наше отзовется…
— Пермь — удивительный город, — произнес Дэгэ, затягиваясь дымком из трубочки, а потом, прежде чем передать соседу, сидящему слева, приложил ее ко лбу со словами «Бум Шанкар». Эти слова, точнее интонация, с которой он их произнес, неспешность в движениях, благообразный вид и длинная седая борода говорили даже непосвященному человеку, что рассказчик является носителем некоей древней традиции, о которой многие может сейчас и не знают.
— В Перми, например, — продолжил он, — все достопримечательности нанизаны на красные и зеленые линии, которые в свою очередь нарисованы на асфальте. Если двигаться по ним, можно обойти весь старый город. Впрочем, от старого города осталось немного. Мы прошли по линиям, читая на специальных стендах разные легенды о домах и улицах. Это было весьма занятно, однако, нас интересовало совершенно другое место… Река Стикс. Для буйных старцев, исследователей пространства не бывшей советской и, тем более, не бывшей российской империи, а совсем другой, Незримой, только такие места по-настоящему значимы.
— Погоди, — сказала Настя, — трубка теперь уже была в ее руках, — река Стикс тоже незримая?
— Нет. — Дэгэ улыбнулся.
Я пишу «Дэгэ улыбнулся», однако, не совсем уверен в этом: губы «буйного старца» были полностью скрыты усами, и об улыбке можно было судить только по глазам. Но и глаза прятались где-то в глубине черепа под густыми нависшими бровями. Плюс еще сверху — затемненные очки.