Под ногами у повешенной валялся табурет, на которые во время омовения ставили таз или кувшин. Тонкую шею Дамилар охватывала шёлковая лента – та самая, которую носили вместо кушака на поясе. Её длины с избытком хватило, чтобы обмотать и вокруг шеи, и вокруг балки.
– Господи! – по-русски сказала я, когда прибежавшие евнухи отогнали нас и принялись снимать тело. Усин оглянулась на меня, и я глупо спросила: – Это она повесилась, да?
– Может, и повесилась, – Усин помолчала и уточнила. – За воровство могут и палками забить. Уж лучше так…
– Забить? В смысле – до смерти?
– Ну да.
Так нас стало четверо. Настроение в тот вечер в комнатке, когда мы готовились ко сну, было подавленным. О происшедшем не говорили, да и вообще ни о чём не говорили, просто молча разделись и легли. Но необходимость выплеснуть случившееся всё же была сильнее воцарившихся во дворце страха и растерянности. Пусть шёпотом, но происшедшее обсуждали, хотя и на удивление недолго.
– Но зачем бы ей воровать? – поделилась я своими сомнениями с Усин на следующий день за завтраком. – Она бы всё равно не смогла эту заколку носить, и едва ли смогла бы продать. Разве что она была… ну… – есть ли тут слово «клептоманка»? – желание оказалось сильнее разума?
– Пообещай, что никому не скажешь, – Усин придвинулась ближе и понизила голос.
– Могила, – с готовностью кивнула я.
– Чего?
– Ну, буду молчать, как покойник в могиле.
– А-а… Ну, покойники, они, знаешь, тоже разные бывают. Надеюсь, Дамилар нас беспокоить не станет, мы-то перед ней ни в чём не виноваты… Говорят, что она зубы съела, а язык не сумела!
– Чего?
– Ну, болтала много.
– Дамилар? – удивилась я. Как раз она-то из всех девушек казалась мне наиболее молчаливой. Как правило, просто тихо сидела в уголке, прислушиваясь к нашим разговорам.
– Ага. Видели, как она шепталась кое с кем. Не то доносила, не то ещё чего… Вот и вынесли из дворца в белом шёлке!
Шёпотки не утихали ещё пару дней, а потом на нас навалились хлопоты по приготовлению к какому-то местному празднику, и о происшедшем, казалось, все начисто забыли.
Глава 4
И в перьях цветных в высоте засверкал
Их знак, лишь взошли колесницы на вал.
На знаке белели шнуры — для него,
Их кони в шестёрках добры — для него.
Со свитой приехал прекрасный наш гость.
О чём же рассказы пойдут у него?
Ши цзин (I, IV, 9)
– А что, дорогая сестра, – весело сказал ван Лэй, даже не успев сесть на предложенную ему подушку, – говорят, у тебя тут появился цветочек из «прибежища луны»?
– Тальо, – не поворачивая головы, бросила императрица. Вроде бы при виде её брата можно было не падать ниц, так что я ограничилась обычным женским поклоном, удивительно напоминающим европейский реверанс. Ван повернулся в нашу сторону и впервые посмотрел на императрицину свиту.
– Хм… – задумчиво произнёс он, обозрев меня с ног до головы. – Необычна. Это ж какого цвета у неё волосы? Цвета… коры тополя? Нет, пожалуй, потемнее…
– Пусть оттенок подбирают художники. Если кому-то придёт в голову её нарисовать.
– И то верно. А почему такие короткие?
– Принесла в жертву, – равнодушно сказала её величество. О-па! А ведь ей я свою придумку не повторяла. Неужели кто-то из моих товарок насплетничал самой императрице? Или сведения шли более замысловатым путём? В любом случае надо иметь в виду – всё мной сказанное может дойти куда угодно. Вплоть до самого верха.
Для её величества наступило время визитов: в честь близящегося праздника к ней с поздравлениями и подарками переходил весь гарем. Даже рядовые наложницы однажды пожаловали, хотя эти пришли все скопом, не став утруждать императрицу необходимостью давать аудиенцию каждой. Я попыталась их пересчитать интереса ради, но сбилась на четвёртом десятке. Интересно, император их хотя бы по разу попробовал?
Пожаловала также и замужняя сестра императора – правда, её мужа я не увидела, он отправился прямиком к его величеству. И вот теперь пришёл братец. Осталось только поглядеть на сына императрицы и, собственно, супруга, и можно будет сказать, что я знакома со всем императорским семейством.